Понтий Пилат ходит взад-вперед по Лифостратону, поигрывая кинжалом. Из-за сцены слышен истеричный шум толпы.
Пилат
Сбесились все, как и всегда ведется
У этих иудеев перед Пасхой.
Вот люди! Что ни праздник — то погром,
А то и бунт. И стоит ли дивиться —
Что празднуют? Как тыщу лет назад
Их Бог детей Египта уничтожил,
И для чего? Чтобы какой-то вшивый,
Замызганный пророк собрал их орды,
И притащил сюда — из века в век
Морока трем империям великим:
Ахеменидам, эллинам и Риму,
А пуще всех их, вместе взятых — мне,
Несчастному…
Входит Лонгин, громко, по-солдатски ударяет себя в грудь и вытягивает кулак вперед, отдавая салют.
Лонгин
Германик Лонгин, сотник.
По вашему приказу, прокуратор,
Я здесь.
Пилат
А, наконец-то ты пришел.
Я слышал о тебе, Германик Лонгин,
Что человек ты честный, хоть и варвар,
В сраженьи храбр и взяток не берешь.
Вот ты-то мне и нужен. Подойди-ка,
И погляди в окно. Что видишь ты?
Лонгин
(выглядывая в окно)
Толпа евреев собралась на праздник.
На Пасху здесь всегда так шумно… Боги!
Нет, эти не на праздник собрались.
Я вижу между ними Человека…
Он связан, и оборван, и избит —
Они же его треплют, словно вихрь
Осенний треплет иву. Он в крови,
От глаз до бороды — а им, как видно,
Все мало крови… Кто это? Разбойник?
Детей убийца и насильник женщин?
Должно быть, преступлениям его
Числа и меры нет, раз до суда
Его казнит народ и рвет на клочья!
Пилат
Не угадал, не угадал ты, Лонгин.
Ни женщин, ни детей не убивал он,
И в жизни не обидел комара.
Он — некто Иисус Галилеянин,
Пророк бродячий, вроде Иоанна,
Того, что Ирод год назад казнил.
Лонгин
Вы мне велите прекратить бесчинство?
Пилат
Пошли ребят забрать его из рук
Толпы безумной, и на двор казармы
Доставить для допроса. А потом
Вернись ко мне с докладом.
Лонгин
Гай! Кратон!
Входят солдаты.
Солдаты
Мы здесь, кентурион!
Лонгин
Со мной, на площадь.
Все трое уходят. Пилат снова начинает ходить по комнате, время от времени поглядывая в окно. Теперь у него довольный вид. Он посмеивается и обращается к тому, кого в комнате нет.
Пилат
Ну что, Каиафа, старый ты бурдюк,
Прогорклым жиром доверху набитый?
Ты думаешь, что римский прокуратор
Тебе слугой на побегушках будет?
«Того распять, другого обезглавить,
А третьего помиловать»?
(на улице шум толпы переходит в разочарованный вой)
Ну, нет.
Я римлянин, и потому хозяин
В стране твоей. Кого хочу — казню,
А захочу — помилую… Закон мой —
Приказы Кесаря да прихоти мои.
Входит Лонгин, салютует.
Лонгин
Мой повелитель! Узник у толпы
Благополучно отнят и доставлен
На двор казармы.
Пилат
Оставайся здесь.
Я допрошу его. Приказов жди.
Лонгин остается один, слегка прохаживается по комнате и выглядывает в окно.
Лонгин
Земля чудная, а народ и того чуднее. Расскажу дома, что тут водятся лошади с двумя горбами на спине и со змеиной головой — так подумают, что мне солнцем голову напекло и мозги к шлему приварились. Или взять хотя бы этого ихнего Бога. Выдумают тоже — один Бог! Да как же можно жить с одним? Если на меня, скажем, обидится Вотан — то меня перед ним очистит Фрейр. Или Тюр будет мне заступником, или Хеймдалль. А как быть, если Бог один, и такой могучий, что с ним никак договориться нельзя? Вот потому-то они тут такие бешеные. Это ж надо было придумать — требовать казни за то, что человек называет себя Сыном Бога. От богов рождаются герои. И у нас так было, и у римлян, и даже у греков этих позорных. Ну так устройте человеку испытание — пусть покажет, чего он стоит! Если он сын Бога — отец ему пропасть не даст, а если нет… значит, туда ему и дорога. Нет, напали как девки на удачливую подружку — да еще подлостью: ночью выследили, взяли предательством… А впрочем, не взяли бы так героя. Герой бы их раскидал как чурки…
Двое солдат вталкивают в комнату растрепанную женщину.
Максимус:
Кентурион! Эта девка крутилась тут и что-то вынюхивала. Что делать с ней будем?
Лонгин придвигает к себе табурет, садится. Солдаты подводят женщину ближе к нему.
Лонгин:
Ты кто?
Мария:
Мария из Магдалы. Так произносите мое имя вы, римляне. У нас говорят — Мириам.
Кратон
А я знаю ее. Три года назад она спала с Требоном, командиром второй манипулы. И еще с Кассием, чиновником из налоговой службы. И еще…
Лонгин
Кратон, я кого допрашиваю — тебя или ее?
Мария
Это правда. Я была блудницей. Пока не встретила Его.
Лонгин
Кого?
Мария
Учителя. Человека, которого твои солдаты повели на внутренний двор.
Лонгин
Он твой муж?
Мария
Нет.
Лонгин
Любовник?
Мария
Нет. Он Учитель, праведник.
Лонгин
Если Он праведник — то почему с Ним так обошлись?
Мария
Потому что не могли обойтись иначе. Его свет палил их. Он был так бел, что они ясно видели, как они черны. Блудницы и мытари принимали Его прощение — а они не смогли.
Лонгин
Ну, женщина, ободрись духом! Если вина твоего Учителя только в том, что Он слишком хорош для Срединного Мира — то Рим не карает за такую вину. Прокуратор разберется и отпустит его. По правде говоря, я думаю, что прокуратор отпустил бы Его, даже если бы он был виновен в насилии над весталкой: он ненавидит Каиафу. Так что хватит лить о Нем слезы как о мертвом, Мириам.
