Сердце Фатимы - [86]

Беатриче затаила дыхание. Саддин, конечно, был умен, но даже он не мог знать это.

– Все случилось здесь. Мы стояли там, у стены, где только что были я и ты. Я ему ответил, что при моем скитальческом образе жизни не могу взять на себя ответственность за ребенка. И вдруг, как из преисподней, перемахнув через стену, словно адские тени, появились они.

– Фидави?

Али кивнул.

– Саддин выхватил меч и преградил им дорогу. А я… – Али умолк, словно ком застрял у него в горле.

– Он велел мне идти в дом, и я пошел. – А когда вернулся, было уже поздно. Оба фидави были мертвы, а Саддин… – В свете звезд Беатриче увидела, как по щеке Али скатилась слеза. – Его рана была смертельной. Он был ранен в живот и истекал кровью. Его правая нога уже онемела, стала холодной, как лед. Но несмотря на это… – Али прикусил губу. – Наверное, его можно было спасти, облегчить его страдания. Но я ничего не сделал.

Беатриче закрыла глаза, представив картину медленного умирания Саддина. Она пыталась понять, можно ли было его спасти. Судя по описаниям Али, у него была поражена аорта в том месте, где она разветвляется на две коронарные артерии. Саддина могла спасти операция с последующим переливанием крови. Но это было возможно лишь в XXI веке – в условиях современной медицины, в хорошо оснащенной клинике, с хорошими хирургами, анестезиологами и медсестрами. Здесь, в Казвине, это было вряд ли возможно.

– Ты не виноват в его смерти, – сказала Беатриче, но Али, казалось, ее не слышал. Стоя у двери, он неподвижно смотрел на каменный пол, словно там еще была кровь Саддина.

– Каждый день, каждую ночь я спрашиваю себя: правильно ли я поступил?

– Ты сделал все, что мог. – Она положила руку на его плечо. – Вероятно, удар меча поразил аорту. Даже у меня на родине, при огромных возможностях медицины, Саддин вряд ли бы выжил. Ему, скорее всего, пришлось бы ампутировать ногу. А такой участи я не пожелала бы Саддину.

– Но я бросил его одного! – воскликнул Али. – Как мужчина, я должен был бороться вместе с ним, а не оставлять его одного на произвол судьбы.

Беатриче обхватила руками его мокрое от слез лицо и заглянула в глаза.

– Саддин понимал, что вы бессильны перед фидави. Ты врач, Али, а не воин. Если бы ты остался с ним, тебя бы уже не было в живых. Кроме того… – Беатриче сжала губы. – Он понимал, что Мишель нуждается в отце.

Али в полной растерянности уставился на нее. Осознав смысл этих слов, он просиял.

– Беатриче! Ты хочешь сказать, что…

– Да, Али! Мишель твоя дочь.

Али остолбенел. Он смотрел на нее, как на призрак, и она на мгновение испугалась, что он потеряет сознание. Но вскоре он пришел в себя. Он заключил ее в объятия и так крепко прижал к себе, что Беатриче едва не задохнулась. Али смеялся и плакал одновременно, благодаря Аллаха за посланное ему счастье.

Они еще долго стояли в башне, любуясь звездами. Беатриче вздохнула. Как она мечтала об этой встрече! Как не хватало ей Али – его объятий, его тепла. Наконец это случилось. Но, несмотря на переполнявшие ее чувства, она не могла всецело отдаться им. Перед ней стояла еще одна жизненно важная задача. Она ни на минуту не забыла о Хасане и фидави.

– Мы должны найти Моше Бен Маймона, Али.

– Я знаю, – ответил он, и Беатриче поняла, что в этот миг он тоже думал о камнях Фатимы и нависшей над ними опасности. – Мы идем к нему завтра же.

XIX

Солнце уже взошло, когда Мустафа и Осман подъезжали к Казвину. Два дня назад они покинули Аламут верхом на лошадях и с тех пор не делали привалов, лишая себя сна и утоляя голод сухими лепешками. Лишь на время молитвы они спускались с лошадей и ступали на землю. Мустафа совершенно обессилел. Он изголодался, все его тело болело. Перед глазами маячили призраки. Ему чудились дымящиеся миски с горячей кашей и соломенный лежак.

Вздрогнув всем телом, Мустафа выпрямился. Невероятно, но он заснул в седле. Еще совсем немного – и он бы свалился с лошади. Мустафа бросил короткий взгляд на Османа: заметил ли хозяин? Кажется, нет. Его неподвижный взгляд был устремлен вперед. Мустафа облегченно вздохнул. Он восхищался Османом, который сидел в седле, как свеча, словно они только что отправились в дорогу. А ведь он до этого проделал немалый путь, прибыв из Газны. Мустафа встряхнулся и распрямил плечи. Если его учитель с таким усердием выполняет свой долг перед Аллахом, забыв про голод, жажду и усталость, то и ему, Мустафе, негоже спать на ходу. Надо быть сильным, достойным высокого звания фидави.

А быть сильным во имя Аллаха – значит, преодолевать собственные слабости. Так его учил Осман.

Мустафа улыбнулся, вспомнив, как два дня назад тот вызвал его к себе и в присутствии всех братьев прочел послание Великого Магистра, в котором он, Мустафа, посвящался в фидави. От радости и волнения у него дрожали колени, когда он подходил к трону, где сидел наместник Великого Магистра – Осман. С сильно бьющимся сердцем он принял обряд посвящения. Осман, засучив левый рукав его одежды, собственноручно раскаленным железом выжег на плече знак фидави – овал с надписью: «Нет Бога, кроме Аллаха». Когда раскаленное железо обожгло кожу, у Мустафы потекли слезы, но он не издал ни единого звука. По глазам Османа он видел, что учитель им доволен. Затем ему вручили изящный, слегка изогнутый кинжал с выгравированной на рукоятке надписью «Велик Аллах», удавку – для выполнения особых поручений и длинную острую саблю, которой можно расщепить волос. После обработки раны и пышной трапезы Осман отвел его в сторону. Они поднялись на башню, где тот раздавал всем фидави тайные приказы, и объявил, что настал его час. Мустафа получает свое первое задание – он должен оправдать высокое звание фидави перед Аллахом и членами братства. Вместе с Османом, которого Мустафа почитал наравне с Великим Магистром, ему следует направиться в Казвин. Здесь им предстоит найти безбожника, который замешан в преступлениях против Аллаха и его верных сынов. Мустафа до сих пор не верил своему счастью: теперь он входит в узкий крут избранных.