Сердце Фатимы - [2]

– Не принимай близко к сердцу слова Томаса, – дружески успокоила ее Беатриче. – В конце концов, это твой первый опыт. Дома ты спокойно потренируешься завязывать узлы. Один мой сокурсник пытался делать это на свиных ножках, правда, его чуть было не выгнала хозяйка, у которой он снимал комнату: из холодильника шел невыносимый запах. Недели через две ты будешь работать в приемном отделении, а уж там частенько придется зашивать открытые раны. Тогда-то всему и научишься.

Мартина кивнула, но в ее взгляде читалось крайнее отчаяние.

– Что мне теперь делать? – спросила она.

Беатриче взглянула на большие настенные часы, висевшие над входом. Четверть третьего. С обедом она опоздала. Буфет для сотрудников уже закрылся. Оставалось перекусить в кафе за углом.

– Ты уже пообедала?

– Да.

– Тогда, будь добра, возвращайся в отделение и начинай менять повязки. А я надиктую отчет об операции и заполню анкету для руководства. Вернусь через пятнадцать минут.

… Беатриче смотрела вслед уходящей Мартине. Она хорошо представляла себе состояние молодой женщины, ее ущемленное самолюбие. Такой удар нелегко пережить начинающему врачу. Самое действенное средство в таких случаях – Беатриче знала это по собственному опыту – продолжать работать дальше.

Наговорив на диктофон отчет, Беатриче толкнула дверь ординаторской.

– Можешь меня не благодарить, Беа, – сказал Томас. Он сидел, развалившись, на старом обшарпанном стуле и, вытянув ноги, улыбался. Перед ним стоял пластиковый стаканчик с дымящейся жидкостью.

– В самом деле? – Беатриче нажала кнопку автомата. Стаканчик наполнился каким-то синтетическим пойлом, не имевшим ничего общего с черным кофе. Беатриче собралась было прочесть Томасу небольшую нотацию о коллегиальности, сочувствии и взаимовыручке, но тут же поняла бессмысленность своей затеи. К тому же она желала как можно быстрее покончить с этой темой.

– И все-таки спасибо. Если бы не ты, мы бы надолго застряли в операционной. – Беатриче села на стул напротив Томаса. – Вот только не могу понять: как это тебе пришло в голову? Ты что, читаешь мысли на расстоянии?

– Нет, просто удивился, как можно битый час возиться с банальной паховой грыжей. Потом увидел практикантку, и все стало ясно. – Он сделал серьезное лицо. – У тебя слишком доброе сердце, Беа.

– Чепуха. – Беатриче отпила глоток из стаканчика. Его содержимое по вкусу мало чем отличалось от мутной воды из Эльбы, но, по крайней мере, было горячим. Она склонилась над анкетой, которую разработал известный немецкий институт повышения квалификации врачей – для проверки эффективности работы гамбургских клиник. Три страницы с вопросами типа «Цель операции», «Начало операции», «Окончание операции», «Осложнения», «Количество наложенных швов», «Использованные материалы» и многое другое. Все это надо было заполнить четким почерком специальным карандашом, приложенным к анкете. Хирургам больше нечего делать, как только заполнять анкеты в перерывах между операциями.

– Надеюсь, ты не включила полчаса наставничества по наложению швов в этот ценнейший документ. – Томас постучал пальцем по анкете. – Институтские буквоеды вряд ли одобрят такое рвение – ведь это не способствует рентабельности клиники. Да и графы такой нет.

Беатриче в задумчивости кусала губу.

– Я написала об этом в графе «Разное». В конце концов, у нас клиническая больница, и если мы не будем помогать студентам, вряд ли из них получатся хорошие врачи. Думаю, со мной согласились бы даже эти буквоеды.

– Послушай, Беа, не всякому дано заниматься хирургией. – Томас пустился в рассуждения, стряхнув пепел в пепельницу, до краев наполненную окурками. – Кстати, в этом я согласен с нашими буквоедами. Сначала надо определить приоритеты и решить, с кем стоит возиться, а с кем – нет.

Беатриче подняла глаза от анкеты и улыбнулась.

– И как же ты это собираешься делать?

Томас прищурился и затянулся сигаретой.

– А ты спроси у садовода, как он отличает хорошие семена от сорняков. Что же касается нашей профессии, то у меня свои критерии отбора: выдержка, хватка, креативность, талант импровизации, сноровка, чувство юмора, высокий IQ…

– Ты забыл про высокомерие и цинизм, – перебила его Беатриче, но Томас пропустил это мимо ушей.

– …уверенность в себе, чувство ответственности, – продолжал он, – индивидуальность, готовность рисковать. У кого есть эти качества – тот может быть хирургом. Все остальные… – Он развел руками.

– А Мартина?

Томас покачал головой.

– Однозначно сорняк. Пускай идет в терапию, неврологию или психиатрию. Пойми, я не утверждаю, что она дура. Но в хирургии ей делать нечего.

В глубине души Беатриче и сама так думала. Мартина мягкая, чувствительная девушка. К тому же предпочитает беседовать с пациентами, а не практиковать за операционным столом. А это не лучшие качества для хирурга. И все-таки…

– Если бы ты видел меня во время моей первой операции, ты бы думал иначе…

– Нет, Беа. Ты прирожденный хирург. До мозга костей. С этим надо родиться.

Беатриче не могла сдержать улыбки.

– Ты мне льстишь. Это, конечно…

Ее прервал телефонный звонок.

– Брайтенрайтер, – сквозь зубы процедил в трубку Томас, не вынимая сигареты изо рта. – Да, конечно. Сейчас ее дам. Она сидит напротив меня. Это тебя, Беатриче. Твоя мать.