Сердце Дьявола - [92]

– Ты представь, – сказал он мне, – я, гений, не могу обойтись без этого тупицы!

И я придумал соединить этого зачуханного гения с мощным компьютером. Сначала все пошло как по маслу – плазма прекрасно реагировала на электрические сигналы и сама была способна посылать сигналы на мониторы, принтеры и магнитные носители. Первый БК заработал быстро и как заработал! Идеи моего главного исследователя воплощались в руководства к действию мгновенно. Если раньше ему на осмысление, разработку и проверку какой-либо гипотезы требовались недели и месяцы, а то и годы, то в БК-1 он делал это за считанные минуты... Но потом появились проблемы с питанием. Представьте себе, что ваш домашний компьютер надо кормить овсяной кашкой с ложечки. Я поставил эту задачу перед БК-1, и он ее блистательно решил посредством перевода своей органической части на внутривенное питание. Параллельно он предложил усилить ресурс биологического компьютера внедрением в него не одного, а нескольких человек... По расчетам выходило, что один человек в системе БК может обеспечивать его работу лишь в течение нескольких месяцев; затем его нейроны теряют свою импульсную способность, и он погибает. Шесть же человек могут обеспечивать работу биологического компьютера в течение нескольких лет, то есть в течение периода, соизмеримого с периодом жизни одного компьютерного поколения. Так появился БК-2. Он перед вами.

Худосоков сделал паузу, в течение которой внимательно нас разглядывал. Закончив "проникновение" в наши души, довольно улыбнулся:

– Вы порадовали меня! Я предполагал, что большинство из вас на этом месте моего повествования побледнеют, и не ошибся! Кстати, пистолеты охраны, которые вы подумываете сейчас использовать для моего умерщвления, заряжены холостыми патронами...

– Да? – удивился Баламут и несколько раз выстрелил в Худосокова. Патроны действительно оказались холостыми. – А у вас? – спросил он нас с Бельмондо.

Мы тоже начали стрелять, и с тем же эффектом.

– А может быть, ручками удавим? – спросил я товарищей. Они пожали плечами и двинулись к Ленчику.

– А вот этого не надо! – затряс он головой. – Вы мне нужны живыми и здоровыми.

И щелкнул пальцами. Тут же за его плечами выросли Шварцнеггер и полдюжины ребят, перед которыми наш бывший тренер выглядел сопляком.

– В КПЗ их до завтра, – бросил Худосоков своим церберам и, смерив нас презрительным взглядом, ушел.

2. Конец Шварцнеггера. – Последнее желание Баламута. – Погоня. – Опять поссаж!

КПЗ Худосокова представляло собой вырубленную в известняке камеру размером примерно три на три метра и высотой чуть выше среднего человеческого роста. Ни освещением, ни нарами, ни какими-либо санитарно-гигиеническим оборудованием она похвастаться не могла. Разве только дверью, сделанной из толстого листового металла.

– Я балдею от нахлынувших чувств! – сказал Баламут, попробовав лбом ее крепость.

– Ты лучше об стенку постучи, – посоветовал ему Бельмондо. – Не хочется лишний раз эту рожу видеть.

Но желание его не исполнилось – лишь только Баламут устроился на полу, дверь открылась, и мы увидели Шварцнеггера с фонариком в руках. За его спиной стояли два самых крупных охранника.

– Кто стучал? – спросил Шварцнеггер ровным, ничего не выражающим голосом.

– Я – признался Коля, зевая.

– Подойди.

Коля подошел и Шварцнеггер молниеносным ударом в живот бросил его на нас, стоявших посереди камеры. Дверь со скрипом закрылась, в камере опять воцарилась темнота.

– Сволочь... – сказал Коля, растирая ладонью живот. И обратился к Софии:

– Пожалела бы, что ли?

Разбившись на пары, мы немного поболтали и решили лечь спать. Как ни странно, мне довольно быстро удалось заснуть. Но проспал я недолго – разбудил глухой стук.

– Что это? – спросил я в темноту.

– Это Баламут опять головой бьется, – ответила Ольга, недовольная, что я ее потревожил.

– А что так?

– Не знаю, настроение, наверное, такое... – пробормотала Вероника, лежавшая рядом с Ольгой. – Я сама бы сейчас не прочь...

– Настроение, настроение, – услышал я от торцевой стены камеры озабоченный голос Баламута. – Черный, ползи сюда, здесь, кажись, каверна за стеной. Как раз над полом в углу. Слышишь?

И постучал чем-то (опять, наверное, лбом) по известняку. Звук был звонким, и я пополз к Николаю. Через некоторое время к нам присоединился Бельмондо.

Следующие пятнадцать минут мы простукивали стену костяшками пальцев.

– До каверны здесь сантиметра полтора-два в самом тонком месте... – наконец, сказал я.

– И размером она будь здоров... – сказал Бельмондо. – Сантиметров сорок в диаметре.

– Странно, что при сооружении камеры ее не заметили и не залили бетоном, – сказала Ольга.

– А чего же странного? – возразил Баламут. – Ее, небось, рабы-заложники делали... Вот и оставили на черный день.

– А чем пробиваться будем? – спросила Вероника.

– Как чем? – удивился я. – Головой Баламута. Давай, Коля, стукни-ка посильнее.

Баламут не ответил. По касаниям его рук и характерным звукам я понял, что Николай снимает с себя рубашку и обматывает ею правую руку. Закончив с этим, он встал на колени перед стеной и принялся делать дыхательные упражнения. По стене Коля ударил, когда я уже думал, что он заснул. И пробил, черт, с первого раза!