Наконец, крики умолкли и из-за моей спины вышла леди де Моро. Бросив на меня испуганный, даже затравленный взгляд она нарочито бодро возвестила:
– А вот и принцесса Черной Пустоши, господа, почтила нас своим присутствием!
Окружившая нас нарядная толпа заахала и снова принялась вопить, а леди де Моро, присев в книксене, проговорила мне:
– Ваше высочество, вы же любите сюрпризы? Ну не может женщина вашего возраста и вашей внешности не любить их! Ах, я надеюсь, вы простите мне мой маленький розыгрыш, и мы станем подругами!
– Едва ли можно подружиться с человеком, от которого в любой момент ждешь эдакого… розыгрыша, – одними губами произнесла я так, чтобы не услышал никто, кроме графини.
К нам стали подходить дамы и кавалеры, приседать в книксенах и кланяться, развязно трясти меня за руку, называя свое имя или припадать к тыльной стороне ладони губами, произносить имена, называть титулы, справляться о самочувствии, приносить соболезнования и вопрошать, как я нашла путешествие из Пустоши.
Я быстро взяла себя в руки и отвечала на приветствия, в свою очередь приседала в книксене. Говорила что-то, и никак не могла прийти в себя от чудовищной лжи леди де Моро, которую она назвала небольшим розыгрышем, что должен прийтись мне по вкусу. Было непонятно, как можно приписать столь ужасное самочувствие пусть и выдуманному, все же человеку ради того, чтобы выманить леди, которая пребывает в трауре, из дома. Я снова и снова вспоминала рассказ леди де Моро, ее бледный вид и дрожащие губы, и чем больше думала над случившемся, тем яснее становилось: в рассказе о бедной старой Саре не прозвучало ни единого правдивого слова. Только слезы леди де Моро, ее страх и другие эмоции были подлинными, потому что такое сложно подделать.
Меня дергали за руки, увлекали то в одну, то в другую сторону, совали бокалы с какими-то напитками, порывались помочь снять плащ. Придерживая одной рукой полу плаща, другой, в которой продолжала держать саквояж с гримуаром, я отстранила чью-то руку с бокалом и ответила третьему господину, что мне, пожалуй, пора.
– Ах, принцесса, не будьте столь унылы, как цвет вашего наряда, – сказал разодетый в пух и прах господин с выщипанными в ниточку бровями и в напудренном парике.
Я не успела ответить, когда другой, почти ничем не отличающийся от этого, разве что лихорадочным румянцем и странным блеском в глазах, за что заподозрила его в использовании женских румян и закапывании в глаза белладонны, поддержал меня под локоть. Увлекая в сторону, он проворковал чуть ли не на ухо:
– Ах, как можно, герцог, обижать нашу очаровательную гостью таким словом! И вовсе черный не выглядит на ней уныло, а является весьма "экскуиземент" нашей милой леди! Вот сейчас мы поможем ей снять плащ…
– Нет! – воскликнула я излишне громко, и на нас стали оборачиваться и приближаться, словно решили взять ускользающую добычу в кольцо.
– Но позвольте, миледи, не будьте скромницей, хотя в этом плаще вы точь-в-точь очаровательная молельщица из Юдоли Наслаждений!
Все захохотали, а я уточнила:
– Вы, должно быть, оговорились, милорд, и хотели сказать – из Юдоли Скорби? Но все же не соглашусь с вами, вовсе я не похожа на скорбящую…
– О, в этом нет никаких сомнений, миледи, – сказал один из присутствующих и попытался приобнять меня за талию, из-за чего пришлось увернуться под громогласный хохот мужчин и женщин.
Леди де Моро, которая успела подхватить где-то бокал с напитком, жадно припала к нему, едва заметила мой взгляд, а когда поставила его обратно на поднос к лакею, глаза ее затуманились, а лицо исказила виноватая улыбка. При этом взгляд продолжал оставаться умоляющими, словно у собаки, которая ждет ласки от хозяина, и я нахмурилась, не зная, что и думать.
Я не заметила, как это произошло, но получилось, что я миновала холл и оказалась в зале с приглушенным светом и негромкой музыкой. Вдоль стен расположены столы с напитками и снедью, а на диванах сидят лорды и леди, порой слишком близко друг к другу и мило беседуют.
Стоило сопровождающей толпе с ревом втолкнуть меня в ал, как все повскакивали с мест, принялись аплодировать и поднимать бокалы.
Я смешалась, порывалась уйти, но расфуфыренные дамы и надушенные кавалеры стояли за спиной так плотно, что поняла – протиснуться не смогу, если только не стану вопить и пробивать себе дорогу локтями, что вряд ли пойдет на пользу репутации принцессе Черной Пустоши. Я представила, как местные кумушки обмахиваясь веерами, рассказывают друг другу:
– Эта принцесса невыносимо провинциальна и дика. Сначала приезжает в гости, а потом вопит, как поросенок на бойне, и дерется, требуя, чтобы ее выпустили.
– Ну почему я не дождалась виконта, – тихо, чтобы никто не услышал, простонала я, отчаявшись когда-нибудь покинуть этот странный дом, который оказался для меня более страшным и чужим, чем древний лес.
– Вы что-то сказали, моя дорогая? – спросила леди де Моро, которая несмотря на гадкий и чудовищный поступок продолжала держаться рядом с виноватой улыбкой и не оставляла попыток всучить мне бокал с шипящим напитком.
«Ничего особенного, всего лишь желаю вам попасться в зубы стае крокодилов с картинки учебника по географии,» – хотела я сказать вслух, но в последний момент передумала.
