Сердца в броне - [4]

Чирков, словно споткнувшись, мгновенно упал и тот–час же еомкнулась над ним бархатно–черная завеса ночи.

Тимофеев, скрипнув зубами, отвернулся от люка, а Останин досадно чертыхнулся.

— Неужто погиб? — с болью вырвалось у Горбунова.

Но когда взмыла следующая ракета, танкисты снова увидели, как Чирков, пригибаясь и припадая к самой земле, быстро уходил подальше от света. Брызнув ослепительным снопом пламени, недалеко от него разорвалась мина, за ней другая, третья. Все кругом заволокло дымом. Свежие воронки фосфорически искрились в темноте, но Чиркова не было видно.

Канонада оборвалась так же внезапно, как и началась. Стало непривычно тихо. и темно. Напрасно друзья, затаив дыхание, старались уловить хоть малейший шорох: вдруг Григорий только ранен и сейчас вернется. Однако ночь молчала могильной тишиной.

Через некоторое время противник снова подвесил над танком «фонари».

— Теперь всю ночь будут подсвечивать, — оторвавшись от люка, вздохнул Тимофеев.

. — Пускай светят, черт с ними, веселее будет. Вот бы' только проверить, не лежит ли где подбитый Чирков, — ответил Горбунов.

— Чирков не из тех, чтобы не подать знак, коль ранен. Молчит, значит, прошел, — успокоил Тимофеев Горбунова. — Теперь нужно быть начеку: как бы гитлеровцы не вздумали атаковать. Подберутся в темноте поближе и пулеметами не накроешь, а гранат больно мало осталось. Надо установить дежурство. — Тимофеев взглянул на светящийся циферблат часов.

— Двадцать один тридцать. Вот что, Чернышев, — к люку. Наблюдать! При малейшем шорохе — подъем. Остальным отдыхать. Через два часа тебя сменит Останин. Часы есть?

— Нет, товарищ лейтенант. В бою стекло разбило, стрелки повылетали. Беда прямо. Без часов как без рук.

— Возьми мои. — Тимофеев тихо соскользнул с сиденья и опустился на днище танка, где неудобно согнувшись, сидел Горбунов. Чернышев занял место у приоткрытого люка.

Вскоре из носовой части послышалось мерное посапывание Останина, но минут через десять он вдруг хрипло спросил, будто и не спал вовсе:

— Как Чирков, проберется ли обратно?

— Отдыхай, Саша, тебе скоро дежурить.

Тот опять протяжно засопел.

— А вам почему не спится, товарищ лейтенант? — спросил Горбунов.

— Не спится, Сень, всякая чертовщина в голову лезет, глаза слипаются, а сон не берет.

— О семье думаете?

— О ней уже думал. Теперь о завтрашнем дне. Кто его знает, что немцы предпримут? Вот и думаю, как их получше встретить!

Но Горбунова тянуло к мирной беседе, видимо, не хотелось заглядывать далеко вперед, и он опять перевел разговор на свое.

— Жена, небось, писем ждет?

— Не успел я, Сеня, жениться‑то.

— Ну? — Удивился тот. — А я то считал — письма от жены получаете.

— Нет, Сеня, не успел. Когда у себя в Ирмино окончил десятилетку, о свадьбе рановато было мечтать. Куда торопиться? Пошел в Орловское танковое училище. Получил офицерское звание и поехал служить под Ленинград. Только успел оглянуться, как началась заваруха с белофиннами. Пошел на фронт. Побило меня тогда как следует, долго в госпитале отлеживался. Только весной сорок первого приехал в отпуск домой. Ждала меня там хорошая дивчина — Тоня, Антонина, значит. Стройная, высокая, глаза, как переспелая вишня, брови скобкой. А уж характер покладистый — прямо вся из доброты соткана. Давно нас считали женихом и невестой, да пожениться и на этот раз не привелось. Отец мой, Андрей Максимович, потомственный шахтер был. Последнее время работал на шахте 4–бис Ирмино начальником участка. И надо же такому случиться, чтобы именно в мой приезд на шахте произошла авария. Почему‑то обвинили в этом батьку. Взяли да и осудили. Тут уж было не до женитьбы. А через несколько дней меня телеграммой вызвали в часть. Едва с Тоней проститься сумел. Ну, а дальше все ясно. — Он вздохнул. — Дома остались только мать с братишкой. Как Останина, Сашкой зовут.

Тимофеев немного помолчал, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи, кашлянул в кулак и тихо продолжал:

— Боюсь за него — бедовый он. В последнем письме писал сорванец, что он уже, дескать, взрослый и не желает отсиживаться в тылу. Не справится с ним мать. Уйдет на фронт.

Лейтенант Тимофеев еще не «Знал, что Саша, отослав ему письмо, через несколько дней сбежал из дому, пришел в военкомат и потребовал отправить его на фронт.

Военком послал дежурного за матерью. Оба они, мать и военком, долго и настойчиво убеждали Сашу подождать, не торопиться, но тот молча выслушивал все доводы и настаивал на своем. Его взяли в армию. А скоро попал на фронт и где‑то под Харьковом, в одной из горячих схваток с врагом, погиб. Но Тимофеев этого еще пока не знал.

Чернышев подал знак о подмене. С трудом выбравшись из сиденья водителя «на вахту» встал Останин.

— Интересно вы рассказывали, товарищ лейтенант, — проговорил он, усаживаясь у командирского люка.

— А ты что, разве не спал, Александр? — удивился Тимофеев.

— Не спалось. Комбинации всякие строил: как бы ловчее наружу выбраться да гусеницу отремонтировать.

— Так не пойдет, — возразил Тимофеев. — Решето из тебя сделают. Разве не видишь, что вокруг танка все под прицельным огнем. Они, небось, гады, на ночь еще автоматчиков поближе подсадили.