Сердца в броне - [15]
— Товарищ лейтенант, справа из‑за развалин, гитле–ровцы готовятся к контратаке, собираются ударить во фланг. — Подхватив пулемет, Горячев рванулся вперед, пробежал метров сорок и плашмя упал в снарядную воронку.
— Леша, подбери остальные диски и ползи ко мне, — крикнул он механику, приподняв голову над воронкой.
— Есть, я мигом, — услышал он в ответ и стал устраиваться поудобнее.
Через несколько секунд пулемет снова забился в руках Горячева.
Наверно, приободренные тем, что неизвестный пулеметчик еще жив, подогретые его отвагой, наши пехотинцы тоже усилили автоматный и оружейный огонь и, дружно, стремительно поднявшись, пошли навстречу немцам. Инстинктивно оглянувшись, лейтенант увидел впереди цепи приземистую фигуру танкиста в синем комбинезоне и танковом шлеме. Его левая рука была обмотана бинтом и висела на перевязке через шею. В правой блестел пистолет. Потрясая им, танкист что‑то кричал подбегавшим к нему бойцам. «Батюшки, да это же мой заряжающий! Вот молодчага», — воскликнул Горячев. Тотчас же сперва нерешительное, а потом дружное «ура» раздалось позади и левее. Группы солдат, тяжело ступая по размякшему грунту, в заправленных под пояс полами шинелей бежали, присоединяясь к тем, которых вел танкист.
Выпустив еще один диск, Горячев машинально посмотрел туда и снова увидел заряжающего, тот низко пригибаясь к земле, все еще бежал впереди цепочки солдат. Многие уже настигали его, стремясь обогнать.
Горячев–установил поданный механиком новый пулеметный диск и снова открыл огонь. Ливень пуль стегал по ближней кучке фашистов, остановившихся в нерешительности. В ответ, словно по команде, звонко застучали автоматы и в той группе солдат, которая присоединилась к танкисту. Откуда‑то с фланга, приглушенная расстоянием, донеслась дробная трель другого пулемета. Его зеленовато–красные пунктиры уперлись в гитлеровцев как раз там, где веером ложились пули Горячева. Гитлеровцы дрогнули и стали спешно отходить.
Горячев оторвался от пулемета лишь тогда, когда его заряжающий скрылся в траншее вслед за спрыгнувшими туда гитлеровцами. За ним, обгоняя друг друга, бежали наши солдаты. Поднявшись на бруствер, они быстро исчезали в траншее и за развалинами домов. Оттуда доносились короткие автоматные очереди, редкие взрывы ручных гранат, брань, крики и вопли раненых.
— Вот так музыка… Траншейного боя музыка, — повернувшись к механику, сказал Горячев и начал растирать затекшие пальцы.
Пулемет, качнувшись на сошках, свалился на мокрый край воронки. Клубы пара белым облачком вырвались из‑под раскаленного ствола.
— А все‑таки давай, Леша, новый диск, в этом осталось не больше десятка патронов. Неровен час…
— Товарищ лейтенант, один диск остался, а вот левее развалин сарая, смотрите…
Горячев, принимая диск, быстро оглянулся влево. В черном шлейфе дыма, отогнанного ветерком от горящего танка, метрах в стапятидесяти двигалась группа немцев. Впереди маячила длинная фигура офицера в фуражке с высокой тульей. Гитлеровцы шли редкой цепью без единого выстрела.
— Хотят ударить в спину, — скороговоркой выпалил Горячев. — Нате‑ка выкусите. — Он подобрал пулемет, стремительно выскочил из воронки и бросился группе наперехват. Пробежал метров сорок и, заметив крутолобый валун на'краю небольшой канавки, залег за ним.
Медленно тянулись секунды. С замиранием билось сердце. От напряжения слезились глаза. Враг подходил все ближе и ближе.
«Подпущу еще метров на двадцать, — думал лейтенант, — и хлестну длинной, на весь последний диск, очередью». Он положил палец на спуск, прижал к плечу пулемет и вдруг ощутил его всем своим существом. Они составляли сейчас одно целое — человек и его оружие. И ничто не страшило Горячева. Он знал: немцы не пройдут!
«Пора!» — Линия прицеливания уперлась в грудь офицера, немного повыше пояса. Палец плавно нажал спуск. Офицер, пошатнувшись, клюнул головой землю. Взмахнув высоко руками, вслед за ним повалились еще два фашиста. Остальные остановились, потом повернули и бросились к развалинам. Пулемет, отбивая дробную чечетку, поливал убегавших свинцом.
Но вот в перестук пулемета вплелся глухой рев танкового мотора. Над развалинами белого ракушечника замаячил темный силуэт танковой башни, затем показался и весь броневой корпус. Командирский танк третьего взвода, зайдя с тыла, утюжил развалины и траншеи, уничтожая оставшихся в живых гитлеровцев.
Лейтенант Горячев с пулеметом в руках поднялся во весь рост. К нему подошел механик–водитель. Метрах в ста от них в сером мареве февральского дня стоял черный обуглившийся корпус их боевой машины. Она все еще дымилась. Едкий запах сгоревшей. резины висел в воздухе. Танкисты сняли ребристые шлемы и, склонив головы, несколько секунд стояли в молчаливом раздумье.
Через несколько дней после взятия Тулумчака перед строем танкового батальона командир 55–й танковой бригады полковник М. Д. Синенко зачитал приказ Военного Совета Крымского фронта о вручении лейтенанту Горячеву Василию Абрамовичу ордена Красного Знамени.
НА КОЙ–АСАНСКОМ НАПРАВЛЕНИИ
Сквозь редкие разрывы взъерошенных серовато–дымчатых облаков брызнул луч нырнувшего в седловину гор неулыбчивого солнца. Сырой ветерок пахнул в лицо едким запахом сгоревшего тола и пороховой гари. На вспаханную, копанную и перекопанную снарядами землю тяжело опускались завитые клубы дыма и пыли. Прогремел последний орудийный выстрел. Короткими очередями, словно выбросив остатки накопившейся за день злобы, выстрелили станковые пулеметы. И стало непривычно тихо впервые за три дня, в течение которых войска 51–й армии Крымского фронта безрезультатно пытались овладеть господствующей высотой юго–западнее селения Корпечь. Это была не простая высота, а ключевая позиция укрепленного района фашистов Кой–Асан–Владиславовка. Вот почему немцы так сражались за нее.
Автор — танкист-ветеран, ныне генерал-майор в отставке в документальной повести рассказывает о боевых делах бывшего воспитанника детского дома, комсомольца, механика-водителя танка Т-34 Ивана Рагозина, отличившегося во многих боях с гитлеровскими захватчиками на Курской дуге и при освобождении Белоруссии.Для массового читателя.
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.