Серая радуга - [106]

Хет подпрыгивал у двери в нетерпении. Он старался жестами показать, как ужасен гнев Магистров. Дара оценила его нетерпеливый топот и наконец подняла на Макса глаза.

— Не наденешь ничего из целестийских доспехов? А как насчет доспехов из внешнего мира?

На стол со вкусом, сочно шмякнулся бронежилет. Ковальски наконец поднялся, повертел «доспех», отметил непривычную легкость — наверняка Дара прошлась артемагией! — и остановился на пометке «FBI». Он посмотрел на артемагиню с подобием усмешки, как бы говоря: «Не мытьем так катаньем, да?» Дара ответила вслух и без улыбки:

— Не смей сегодня умирать.

Она первой вышла из комнаты, прекрасно понимая, что Макс не допустит, чтобы кто-нибудь его провожал на эту арену. И потом, посторонние глаза совсем не будут ему нужны, когда он постарается спрятать поближе к сердцу тонкий и гибкий золотой локон.

Глава 16. Неправый бой

Дара шла к арене так быстро, что опередила даже Хета: он остался где-то позади, ошеломленным шариком. Кристо с ней был согласен: вдруг места нормальные позанимают — но Мелита вдруг взяла его под руку, и он почувствовал, что в сердце что-то плавится, как жирная ириска на солнце.

Но в пухлые губы Мелиты сегодня кто-то вложил очень неромантические вещи.

— Сядь рядом с Дарой, хорошо? — шепнула она тревожно. — Я тоже сяду. Нольд, — хмурый отличник шел рядом и силился не обращать внимания на победоносную физиономию Кристо, — и ты будь поблизости. Если вдруг придется ее держать…

— Чего? — изумленно успел еще переспросить Кристо, но тут сзади налетели теорики, подхватили их плотной толпой и утащили на арену, где уже собралась вся честная компания.

Например, там был Мечтатель — на нижней учительской трибуне, окрашенной в такой противный розовый цвет, что трибуну все всегда ненавидели. У Бестии дергалась щека — а может, это не от трибуны, а потому, что завуч оказалась рядом с директором. Магистры чинно-важно восседали на специально воздвигнутом сооружении, напоминавшем ложу в театре внешнего мира — и скорее всего, именно оттуда пришла идея. Магистры были холодны, сосредоточенны и торжественны. Желтый и Фиолетовый изучали Кодексы Правого Боя. Алый о чем-то советовался с похохатывающим Оранжевым. Синий единственный стоял на арене, рядом с чашей для жребия и двумя парящими в воздухе мечами.

Ах, да. Дремлющий, разумеется, спал.

Благородный Гиацинт, блистая кольчужной рубахой и щитом с фамильным гербом (на котором красовались истекающие кровью гиацинты за двумя скрещёнными клинками), скромно стоял в отдалении. Взглядом он буровил песок и не желал слушать приветственных выкриков. Хотя, судя по ним, за него болела большая часть артефактория.

Крики смолкли сами собой, как только на арену ступил Ковальски. Пальцы Желтого Магистра судорожно сжались на кодексе и прорвали бумагу насквозь. Борода Алого забрякала, как будильник, который трясут.

Макс Ковальски, с завязанными в хвост темно-каштановыми длинными волосами, в джинсах, футболке и кроссовках, но зато в бронежилете и с легким щитом в руках, являл собой ходячее издевательсво для любого турнира. На щите стараниями затейницы Мелиты красовался нарцисс, вместо лепестков которого были сосульки, а перекрещивался он, вне всяких сомнений, с пистолетом.

Какое-то время Великие и Многомудрые Магистры пытались собрать мозги в кучку при виде всей этой психоделики, но тут Макс решил, что молчание затянулось.

— В чем дело? — металлический голос разнесся по всей арене. — Кому-то завидно?

Кристо хрюкнул и кулем осел на свое место. Все-таки удалось устроиться рядом с Дарой, но она, кажется, этого и не заметила. Мелита уселась по левую руку артемагини, Нольдиус — еще дальше, и сейчас все они с основательным удовольствием жмурились. Рассматривали лица Магистров.

Первым опомнился Сапфириат, который понял, что за несоблюдение правил Макса однозначно убить нельзя. Разве что за изощренное надругательство над ними, но вот такого, как назло, в Кодексе не значилось.

— Начнем же Правый Бой! — возгласил Синий, не дожидаясь, пока отомрут коллеги на трибунах. Он протянул руку с чашей для жребия. — Определите, кому надлежит драться с правым мечом и кому надлежит драться с неправым мечом. Кто будет первым?

Голос подал Гиацинт.

— Пусть будет первым тот, кто первым явился в Одонар.

— Да будет так, — эта резолюция Магистра заставила Ковальски поднять глаза в небо. Он, не ломаясь, приблизился к чаше жребия, сунул туда руку и вынул сжатый кулак. Гиацинт поступил точно так же, и Синий Магистр взмахом руки отослал чашу на трибуны.

— Цвет снега нынче обозначает правоту, — провозгласил он с подобающей случаю ужимкой. — Цвет же крови — есть знак яростного металла. Откройте ладони!

Два Оплота разжали кулаки. На ладони Ковальски оказался белый камень. Сэр Гиацинт с комическим и немного обиженным выражением рассматривал алый камень, который оказался у него.

— В чем дело? — почти любезно осведомился Макс. — Смущает неправота? Мы можем поменяться.

Он-то не выглядел удивленным, а уж огорченным и подавно, и на гневный взгляд своего противника ответил взглядом, исполненным комического презрения.

— Судьба свершила свой выбор! — торжественно заявил Синий Магистр. — Макс Февраль — этот меч твой. Гиацинт из рода Танейха Зоркого — ты можешь взять свое оружие.