Серафим Саровский - [64]
Но вернемся к основной теме.
По возвращении отца Серафима в монастырь ему для проживания предоставили келью, ставшую спустя много лет мемориальной. Она располагалась в одноэтажном флигеле, протянувшемся по южному склону от архиерейских покоев вплоть до юго-восточной угловой башни. Вход в общий коридор жилого отсека находился напротив ризницы Успенского собора. В общий коридор выходили четыре кельи, две из которых окнами смотрели на склон холма и речку Саровку, две кельи — на Успенский собор. В коридоре располагались две обогревательные печи — одна на две кельи. Соседнюю с отцом Серафимом келью занимал его послушник отец Павел[80]. Во многих изданиях говорится об отсутствии у старца послушника, что, вероятно, по мнению жизнеописателей, принижало суть его подвигов — самолично нес все тяготы без помощи кого-либо… Но с архивными документами не поспоришь: «1826 года апреля 17 дня Павла келейника Серафимова постригли в рясу»>{396}. Библиотекарь Саровской пустыни Иаков (Невельской) в своих записках оставил следующее сообщение: «9 февраля 1853 г. скончался рясофорный послушник Павел живший во обители около сорока лет — был несколько лет послушником у Затворника Старца иеромонаха Серафима. От коего тайно пострижен был в великий образ и наречен Павлином»>{397}. В записках игумена Георгия (Вырапаева) читаем: «В такие безнадежные скорбные минуты к больному брату пришел келейник отца Серафима отец Павел со словами: «Отец Серафим тебе здоровья прислал»>{398}. Вторят ему и Дивеевские сестры: «Сказывал мне келейный Батюшки, отец Павел…»>{399}Больше аргументов не требуется.
О внутренней обстановке кельи старца Серафима судим по рассказу, относящемуся к маю 1827 года, арзамасского архитектора Семена Соколова. Он интересен профессиональной цепкостью и точностью. Длинный коридор, у окна, рядом с кельей отца Серафима, у стены стоит гроб. Заглянем в саму келью: «Довольно просторная комната, с одним входом из коридора, имеющая два окна в сад, завалена была почти вся какими-то связками, в бумаге, холсте, клеенке и разных материях. Против двери находилось небольшое пространство для приема, а от него проложены две узенькие дорожки к двум углам, северо- и юго-восточному, где стояли иконы с теплящимися лампадками. Недалеко от двери, на площадке для приема, стоял сундук, на котором находились Распятие с горящею лампадкою, разной величины бутылки с деревянным маслом и красным вином, серебряный ковшичек, несколько просфор и довольно большая кучка сухариков из просфор, на бумаге. Вот и все убранство его оригинального жилища. Постели я в нем не приметил»>{400}.
Первые годы отец Серафим жил строгой затворнической жизнью, начатой на Дальней пустыни. Но такое грозное событие, как вторжение французской армии в пределы России, не оставило отца Серафима безучастным наблюдателем. Саровская пустынь предоставила приют и пропитание многим беженцам из оккупированных областей и Москвы. В архиве монастыря до сих пор сохраняются благодарственные письма:
«Милостивейший отец и благодетель!
Первою обязанностию моею почитаю всегда благодарить Бога за то, что в несчастнейшее время с моим семейством во Святой обители вашей нашел убежище от поражающаго всех бедствия»>{401}.
Так писал один из спасенных — иерей Спасской церкви, располагавшейся на Сретенской улице в Москве. По решению братии пожертвованы были две тысячи рублей ассигнациями «на составление новых сил к защищению отечества нашего»>{402}. И конечно, ежедневно братия возносила молитвы о спасении страны от нашествия врага, и в общем хоре звучал голос старца Серафима.
В 1813 году, к 15 августа — празднику Успения Пресвятой Богородицы — в Саровскую пустынь приехал вновь назначенный епископ Иона (Василевский). Осматривая пустынь, владыка ходил и по кельям монашествующих. У кельи отца Серафима произошла заминка — старец не открыл двери, но мудрость и чувство такта позволило владыке с честью выйти из этого затруднительного положения. Епископ, отказавшись от силового решения этого вопроса, мирно удалился. Спустя некоторое время Саров посетил Тамбовский губернатор Александр Михайлович Безобразов с супругой. Они были первыми, кого принял отец Серафим после ослабления затвора. Уже в конце 1830-х годов А. М. Безобразов в письме игумену выражал надежду, что сможет еще «поклониться местам, где почивают великие сподвижники обители преподобные отцы: Серафим, Марко и Лев, из которых первый не отринул усердием своим принять его благословение в затворе»
