Сепаратный мир - [53]

– Чумной всегда хорошо запоминал детали, – продолжил Бринкер. – Вот кто мог бы нам точно сказать, кто где стоял, что на ком было надето, кто что в тот день говорил и какая была температура воздуха. Он мог бы все прояснить. Жаль.

На это никто ничего не ответил. Финеас сидел неподвижно, чуть склонившись вперед, почти в той же позе, в какой мы всегда молились. Сидел довольно долго, потом поднял голову и неохотно посмотрел на меня. Я не ответил ему ни взглядом, ни жестом, ни словом. Наконец Финеас с трудом, словно это причиняло ему боль, выпрямился из своей молельной позы.

– Чумной здесь, – сказал он так тихо, с таким неосознанным достоинством, что показался мне вдруг пугающе чужим. – Я видел, как он сегодня утром входил в офис мистера Кархарта.

– Здесь?! Идите и приведите его, – тут же велел Бринкер двум ребятам, которые притащили нас сюда. – Если он еще не вернулся домой, он должен быть у мистера Кархарта.

Я молчал. Однако в уме машинально проделал серию быстрых умозаключений: Чумной опасности не представляет, никто ему не поверит; у Чумного нелады с головой, а когда у человека подобные проблемы, он не понимает даже, чего сам хочет, и, уж конечно, не может свидетельствовать в подобном деле.

Двое ребят отбыли, и атмосфера сразу перестала быть гнетущей: предпринято некое действие, так что развязка близка. Кто-то начал подкалывать «капитана Марвела», призывая всех посмотреть, как он похож на девчонку в своей мантии. Марвел, капитан нашей футбольной команды, отмахивался руками и ногами двенадцатого размера, полы мантии взлетали, являя нам его крепкие бедра. Кто-то завернулся в красную бархатную штору и выглядывал из-за нее, словно какой-то придурочный шпион. Кто-то произносил длинную речь, перечисляя все правила, которые мы нарушили в ту ночь. А еще кто-то объяснял, как, если все тщательно спланировать, мы сможем еще до рассвета нарушить все остальные.

Но какой бы плохой ни была акустика внутри актового зала, снаружи она была прекрасной. Все разговоры и шумные игры прекратились через несколько секунд после того, как первый из нас, а это был я, услышал шаги возвращающихся посланников, которые приближались к нам по мраморной лестнице и коридору. Еще до того, как кто-то вошел, я абсолютно точно знал, что идут трое.

Чумной шел первым. Он выглядел неожиданно хорошо; лицо его светилось, глаза сияли, движения были энергичными.

– Да? – произнес он отчетливо, звонко прозвучал даже в этом глухом помещении. – Чем могу быть полезен? – Свой уверенный вопрос он адресовал почти что одному Финеасу, по-прежнему сидевшему перед балюстрадой в одиночестве. Финни пробормотал что-то слишком невразумительное для Чумного, и тот с темпераментным жестом повернулся к Бринкеру. Бринкер небрежно заговорил с Чумным, понимая, что за ним наблюдают. Постепенно шум, поднявшийся в зале при виде троих пришедших, стал стихать.

Это Бринкер умел: он никогда не повышал голоса, но заставлял окружающих затихнуть так, что его самого без малейших усилий становилось отчетливо слышно.

– …значит, ты стоял близко к берегу и видел, как Финеас лезет на дерево? – говорил он, сделав, как я догадался, перед тем короткую паузу, чтобы шум окончательно стих.

– Конечно. Прямо там, под деревом, и стоял. И смотрел вверх. Солнце было уже очень низко, и я помню, что оно светило мне прямо в глаза.

– Значит, ты не мог… – вырвалось у меня, но я сумел остановиться.

Наступила короткая пауза, во время которой все уши, но не глаза, были обращены ко мне, затем Бринкер продолжил:

– И что ты видел? Ты вообще мог хоть что-нибудь видеть, солнце тебя не слепило?

– Ну конечно, – ответил Чумной своим новым, уверенным и фальшивым голосом. – Я просто приложил к глазам ладонь козырьком, вот так, – он продемонстрировал, – и мог все видеть. Я видел их обоих достаточно ясно, потому что вокруг них был сверкающий солнечный ореол. – В его голосе все отчетливей звучала искренность, словно он пытался удерживать внимание маленьких детей. – Солнечные лучи пронизывали пространство за ними, миллионы солнечных лучиков как стрелы проносились позади них, это было как… как стрельба из золотого ружья. – Он помолчал, чтобы дать нам время оценить глубину и точность этого сравнения. – Вот на что это было похоже, если хотите знать. А они двое казались черными, как… как смерть, вокруг которой полыхал огонь.

Всем в его речи должно было быть слышно – неужели нет? – психическое расстройство. Все должны были почувствовать фальшь в его показной уверенности. Она же была видна любому дураку! Но что бы я ни сказал, это было бы воспринято как саморазоблачение; бороться за меня должны были другие.

– Там – это где? – бесцеремонно перебил Чумного Бринкер. – Где стояли эти двое?

– На суку. – Раздраженный, подразумевавший «это же очевидно», тон Чумного должен был в их глазах свести на нет то, что он сказал; они же знают, что он никогда прежде так не говорил, и должны понять, что он изменился и не отвечает за свои слова.

– Кто где находился там, на суку? Стоял ли один впереди, а другой сзади?

– Ну конечно.

– Кто был впереди?

Чумной шутливо улыбнулся.