Сенсация - [3]

— Да.

— Тогда не будем откладывать дела в долгий ящик. Я сегодня приглашена на ленч к Марго. Коппер там тоже будет, и я переговорю с ним.

2

Когда леди Метроленд говорила «полвторого», это означало «без десяти два», и именно в это время в ее доме на Керзон-стрит появилась миссис Ститч, которую транспортная пробка вынудила оставить машину в гараже на полпути в Бетнел-Грин и ехать к леди Метроленд на метро. В отличие от нее лорд Коппер, обыкновенно евший в час, ждал хозяйку дома с некоторым недоумением. В комнату, где он сидел, время от времени входили хорошо знакомые между собой и неизвестные ему мужчины и женщины, которые не обращали на него никакого внимания. Служащие газетной корпорации «Мегалополитан» вряд ли узнали бы своего повелителя в растерянном человеке, встававшем каждый раз, когда отворялась дверь, в напрасной надежде, что его заметят. Он был чужим здесь и такому страшному испытанию подвергся вследствие собственной недальновидной щедрости на одном из благотворительных базаров леди Метроленд. Теперь, в разгар делового дня, он готов был заплатить вдвое, чтобы вернуть себе былую свободу. И когда миссис Ститч — вошедшая одновременно с хозяйкой — обратила слепящий свет своего обаяния на него, он обомлел и в считанные секунды перешел от оцепенения к неистовому восторгу.

Действительность немедленно преобразилась, поскольку лорд Коппер стал воспринимать ее с точки зрения того, как она соотносится с миссис Ститч. Он был наслышан о миссис Ститч, порой видел ее издали и вот теперь, впервые в жизни, качался в гипнотических волнах ее внимания. Для сидящих за столом картина была привычной, и они, почти не понижая голосов, ибо лорд Коппер находился в состоянии эйфорического транса, принялись строить догадки, что Джулии от него нужно. «Чек для „Образцового бедлама“», — говорили одни. «Хочет, чтобы карикатуристы отстали от Алджи», — считали другие. «Сейчас попросит денег», — подумал официант (всегда становившийся к ленчу циником, так как по настоянию леди Метроленд худел). «Кому-то протежирует», — решил самый догадливый, но никто не подумал о Джоне Кортни Таппоке до тех пор, пока миссис Ститч не упомянула его имя. И тут уж все дружно включились в интригу.

— Вы совершенно правы, — сказала она, играючи получив от лорда Коппера заявление, что премьер-министр не является образцом добродетели ни на своем посту, ни в личной жизни, — и все же он, как ни странно, обладает тонким вкусом. На столике у его кровати, например, всегда лежит Таппок.

— Таппок? — преданно, но с некоторой тревогой переспросил лорд Коппер.

— Книга Джона Таппока.

Сидящие за столом поняли намек.

— Ах этот Джон Таппок, — вздохнула леди Метроленд, — какой ум, какое обаяние! Жаль, что он редко ко мне заглядывает.

— Божественный стилист! — вставила леди Кокперс.

Обедающие принялись на все лады расхваливать Джона Таппока, и лорд Коппер, слышавший это имя впервые, подумал, что надо бы справиться о нем у литературного секретаря.

Теперь, когда ее собеседник узнал о существовании Таппока, миссис Ститч сочла нужным изменить тему разговора и самым лестным образом поинтересовалась мнением лорда Коппера о шансах на мирный исход дела в Эсмаилии. Лорд Коппер твердо пообещал ей гражданскую войну, и миссис Ститч посетовала, что настоящих военных корреспондентов осталось не так уж много.

— А этот, сэр, как его, Хитчкок? — спросила леди Кокперс (и некстати, поскольку означенный дворянин недавно оставил службу у лорда Коппера вследствие весьма язвительного спора, касавшегося битвы при Гастингсе, и переметнулся в стан «Дейли Врут»).

— Кого вы собираетесь послать в Эсмаилию? — спросила миссис Ститч.

— Я как раз обсуждаю сейчас это с моими редакторами. Война, на мой взгляд, будет исключительно интересной — этакой мировой катастрофой в миниатюре, и мы собираемся освещать ее как можно шире. Деятельность крупнейших газет, — продолжал лорд Коппер, вновь чувствуя себя ротарианцем[2] и оракулом, — выходит за рамки обычного репортажа, что понимают далеко не все. Читатель, открывающий газету, даже не подозревает, сколько труда вложено в ее создание. («Умру», — внятно выдохнула леди Метроленд.) Он платит свои пять пенсов, и за них наши военные эксперты, наши лучшие репортеры и первоклассные фотографы поставляют ему самую отборную информацию.

— Да-да-да, — согласилась миссис Ститч. — Самую отборную. Поэтому на вашем месте я послала бы туда кого-нибудь вроде Таппока. Вам, конечно, вряд ли удастся уговорить его самого, но многие ему подражают, и вы…

— Смею вас заверить, дорогая миссис Ститч, что «Дейли Свист» умеет договариваться с талантами. Не так давно известнейший поэт написал для нас оду о чистой выручке и ее зависимости от тиража. Он сам признавался мне потом, что ничего более ценного и возвышенного в своей жизни не писал.

— Разумеется, если бы вы смогли заинтересовать самого Таппока, то о большем нельзя было бы и мечтать. Он опытный путешественник, прекрасно пишет и Эсмаилию знает как свои пять пальцев.

— Таппок — божественный репортер, — сочла своим долгом закрепить сказанное леди Кокперс.

Через полчаса миссис Ститч позвонила Таппоку.