Сеньор Кон-Тики - [8]

Туру не было и семи лет, когда его комната стала мала для коллекции. Он хорошо помнил Музей научного общества в родном городе матери Трондьеме, помнил, как они ходили в Осло в Зоологический музей. А в Ларвике такого музея не было. Тур считал, что это никуда не годится, и он решил осуществить давнюю мечту — устроить музей, полный всяких тварей.

Место он уже выбрал. Как войдешь через ворота во двор — прямо на тебя смотрит красный сарай, длинное деревянное строение в два этажа. Несколько комнат на втором этаже занимал дворник с семьей, а внизу прачечная, конюшня, дровяная клеть. В передней стене был ряд окон с маленькими стеклами, а возле угла — тяжелая зеленая дверь с огромным ключом, который поворачивался в замке со страшным визгом и скрипом. Эта дверь вела в конюшню с полом из широких досок, истертых за много лет Подковами и башмаками. В левом дальнем углу конюшни дверь в следующее помещение, которым никто не пользовался. Правда, тут было только одно окно, но оно пропускало достаточно света. Это помещение его вполне устраивало.

Сперва Тур расставил здесь то, что уже накопил в своей комнате: бабочек и насекомых в ящиках под стеклом, раковины и черепаховые панцири, которые выменял у соседских мальчишек, засушенных морских звезд и крабов, собранных на берегу, всяких тварей из Господского пруда, змей и ящериц в банках и бутылках с формалином или спиртом.

Вдоль одной стены он насыпал из морского песка наклонный «пляж» и разложил на нем всякие раковины, крабьи панцири, морских ежей и звезд, а также щепочки и водоросли — как на настоящем берегу.

Отец охотно ему помогал, привозил из-за границы редкостных бабочек, гусениц, чучела зверей и прочее, что годилось для музея. Порой он будил сына ни свет ни заря и вел его в гавань встречать возвращающиеся с ночным уловом траулеры. Хейердал-старший умел ладить с людьми. Разговорится с рыбаками, познакомится и условится, чтобы они откладывали для Тура разные диковины, приносимые тралом. И рыбаки припасали то редкостную морскую звезду, то морского черта, то еще что-нибудь необычное. Коллекция росла с каждым днем.

Появились новые отделы. В орешнике Тур установил аквариумы и террариумы. Раздобыл несколько ящиков, наполнил их землей и дерном, вставил в землю большие банки и налил прудовой воды, причем постарался вместе с водой зачерпнуть побольше ила. На дно банок осторожно положил камни. Потом отправился с друзьями к лесным прудам, которые теперь привлекали его куда сильнее, чем Господский пруд. Ребятам полюбилась такая игра. Они могли часами сидеть у воды, подстерегая, когда покажется какой-нибудь тритон или жук-плавунец. Каждый новый экспонат вызывал бурное ликование.

Проще всего было положить улов в спирт или формалин и выставить в музее. Однако Тур задумал иначе. Ему жалко было убивать животных, он потому и поставил в орешнике аквариумы. Бабочки и жучки были наколоты на иголки в ящиках. Но живых тритонов, жуков-плавунцов и лягушек из лесных прудов он нес в орешник. И вместе с товарищами старался устроить их возможно лучше. Вдоль стенок аквариумов клали камешки, чтобы жукам было где прятаться, сажали траву и цветы — все как на самом деле. Лягушки и тритоны метали икру, размножались, а ребята внимательно следили, как это происходит, и регулярно подливали свежую воду с мелкими водорослями и циклопами.

Когда аквариумы утратили прелесть новизны, стали мастерить террариумы. Несколько дней подряд во всех садах шла охота, переворачивали камни и ловили жуков, сороконожек и прочих милых букашек. Потом сажали их в террариумы и наблюдали, как они живут.

Ребята с других улиц тоже приходили посмотреть. Посетителей становилось все больше, а однажды на экскурсию пришел целый класс во главе со своим учителем. Тур добился своего. «Дом животных» стал городским музеем.

III. Горы манят

Окончив семилетку, Тур осенью 1928 года пошел в восьмой класс. Для него, как и для большинства из нас, переход во вторую ступень был трудным. Новые учителя во вступительных беседах по сути дела читали отходную детству. Кончились детские годы, отныне мы должны учиться думать, говорить и вести себя как взрослые. Нам советовали читать газеты и хорошие книги, причем в газетах самое скучное — самое важное. Чтение поможет нам стать самостоятельно мыслящими личностями и «полезными членами общества». А нам хотелось еще немного побыть детьми, мы мечтали о спорте, о приключениях. Помню, меня ничуть не радовала мысль о том, чтобы стать взрослым.

И меньше всех спешил проститься с детством Тур. Младший по возрасту, он и в развитии не поспевал за остальными. Сразу чувствовалось, что ему не по себе. В это самое время и сложилась наша дружба. Познакомил нас игрушечный кораблик из сосновой чурки, а по-настоящему сблизили общие мечты и взгляды, сходные впечатления. У Тура — это его Господский пруд. У меня — всего-навсего бочка с водой. Но зато какая бесподобная бочка! Мой отец был садоводом. В одной из его теплиц стояла огромная бочка, где он наполнял водой лейку. Иногда в бочке стояли розовые кусты или другие растения, приготовленные для посадки, но чаще всего в темной воде плавали только прутики и ряска, а на дне торчал таинственный лес каких-то безымянных ростков. Малышом я, дотянувшись носом до края бочки, часто рассматривал неведомый мир в толще воды, по-новому оживавший всякий раз, когда косые лучи солнца пронизывали стекла теплицы. Образуя причудливые сочетания, переливались краски, на дне — словно темно-красный бархат, по краям — ядовито-зеленая кромка. Меж стеблей, метелок и тины сновала всякая мелкота; временами кверху поднимались блестящие пузыри, будто кто-то бормотал там, в глубине. А зайдет солнце, и я вижу в бочке самого себя — русые волосы и нос в веснушках, которые я все пытался сковырнуть ногтем.