Сен-Жермен - [16]

Теперь самое время рассказать о тамплиерах или храмовниках — ордене, члены которого впервые задумались: для чего же люди в самом деле питают такую страсть к общению? Зачем им объединяться в особые группы, союзы, особые братства? Неужели только из-за тяги друг другу? Не над этими ли сообществами витает Святой Дух? Эта догадка укрепляла Божье величие, ибо всем известно, что существуют Храм и Церковь. Храм выше Церкви, это понятие более обширное и глубокое. Уже в этом противопоставлении мне видится мятежный дух тамплиеров, однако слова из песни не выкинешь, и как бы ни могуча был общая для многих христианская вера, всегда найдутся сектанты, которые измыслят совершенно недопустимое для правильного ума объяснение.

Пусть их!.. Их бунтарское начало, богоборчество, тоже проявления великой благодати, снизошедшей на Землю. Я-то знаю, откуда что берется, и как рождаемый деятельной человеческой массой дух обретает святость и в конце концов наряжается в провидение, напяливает на себя одежды абсолюта. Но это знание ни в коей мере не является отрицанием Легенды о Храме. Все сгодится для обретения праведности, все ведет одним путем. Бог есть любовь, и Любовь есть Бог — на этом я стоял и стоять буду.

Вот ещё что утверждали тамплиеры: у церкви всегда обозначен фундамент, всегда существовал первый камень, храм же существует вечно. Церкви, мечети, пагоды, синагоги, кумирни рушатся, храм — единый для всех! — существует вечно.

Господь сошел на Землю, чтобы проповедовать именем Святого Духа…

Человек в выдумывании не может остановиться на полдороге, и вскоре тамплиерам пришлось выдумать особый язык символов, тайных жестов и обрядов, которые должны были сохранить в чистоте помыслы членов ордена. Необходимость соблюдения тайны подразумевалась сама собой, так как в ту пору это была неслыханная со времен альбигойцев[35] ересь. Что поделать, если человеческая натура такова, что она не может без превращения святого места в театр, иначе откуда же взяться площадке, на которой должен торжествовать дух.

Эти мысли пришлись по душе первым основателям мистического масонства. Прибавьте сюда легенду о Христиане Розенкрейце, которой поделился со мной мессер Фраскони. Он уверял меня, что общество розенкрейцеров возникло в университетских кругах, среди людей свободных профессий, к которым примкнули и многое принесли наследники-дворяне, чьи предки примыкали к тамплиерам. Целью этого союза стало покровительство мудрецам, пытавшимся отыскать философский камень. Существует книга, называемая «Fama fraternitatis»,[36] в которой потерявшие надежду искатели истины обращались лицом к востоку. Есть и ещё одно небольшое сочинение под заглавием «Всеобщее преобразование света», где собственно и изложена легенда о некоем немецком рыцаре, Христиане Розенкрейце, основавшим братство, члены которого должны были хранить и развивать тайны, сообщенные Христиану на Востоке. В 1378 году Розенкрейцу довелось путешествовать по Аравии, и к его удивлению, в каком бы городе он не появился всегда находились никогда не видевшие его люди, горячо приветствовавшие путешественника. И люди эти были богаты духом, им были ведомы многие тайны. Среди них была одна, сразу сразившая меня в самое сердце — это был секрет долгожительства. Сам Розенкрейц имел много учеников и прожил до ста пятидесяти лет. Умер он не от упадка сил, просто ему надоела жизнь. В 1604 году один из его последователей открыл его, источающую свет могилу и нашел там странные надписи и рукопись, написанную золотыми буквами. Склеп, где была устроена могила этого человека, напоминала пещеру, войти в неё дано не каждому.

Я там не был, но держать таинственную рукопись с золотыми буквами в руках мне доводилось. Там много разумного, особенно, что касается долгожительства. Если вы не доверяете моим словам, можете взглянуть на моего возницу Жака. Уже который год он верно служит мне. Отыскал я его далеко на Востоке, он был подарен мне в качестве слуги…

— Амьен, мсье. Фон уже шпиль собора Нотр-Там виден, — сказал Жак в переговорную трубу. — Лошати нужтаются в оттыхе.

— Мы не можем надолго задерживаться здесь, приятель, — ответил я. Нас ждут в Париже.

В Индии в тот раз граф Сен-Жермен пробыл недолго. Уже после Мадагаскара, попав в утомительную двухнедельную качку, он с тоской ощутил, что проплывает мимо цели. Лицо человека, которому было доверено изменить ход мировой истории и которое до смены курса возле мыса Доброй Надежды ясно мерещилось в сновидениях, — теперь начало расплываться, поддергиваться сажей забвения.

Между тем флейт уверенно шел на северо-запад. Судно было недавней постройки, крепко сбито — оно отчаянно плясало на волнах, то и дело зарывалось бушпритом в пенистую изумрудную жуть и тут же задирало передний брус в ясное, чуть присыпанное перьями облаков небо. Когда же волнение усиливалось и паруса начинали отчаянно трещать и хлопать на ветру, граф спускался в свою каюту. Здесь ложился на койку, предавался философствованию, на ум частенько приходили слова арабского лоцмана Ибн Маджида, который довел судно Васко да Гамы[37] до Индии: