Семья в огне - [53]

Тиканье не умолкло. Он опять начинает гадать, есть ли в доме кто-нибудь еще. Может быть такое, что Лолли сегодня одна? Как же она до сих пор не проснулась? Как вообще можно спать в таком грохоте? Он представляет ее обнаженной, в одних трусиках, спящей поверх одеяла. Видит ее кожу – безупречно гладкую, сияющую – совсем не такую, как у местных девиц, кожа которых грубее и хуже защищена от стихий. «ПРОСНИСЬ, МАТЬ ТВОЮ!» – думает Сайлас и едва не кричит это вслух. Тиканье не замолкает, других звуков в доме нет, никто не ходит. Сайлас окидывает взглядом поле и рощу за ним: не идут ли Джун или Люк? Нет, никого. Кто-то должен выключить газ, и сделать это может только он, Сайлас. Подумаешь – большое дело! Он мигом обернется, пока Люк и Джун не вернулись. Надо всего лишь крутнуть ручку. Никто его не заметит. Если сейчас он уйдет, случится непоправимое. Сколько историй про утечки газа и взлетевшие на воздух дома… Но разве это не враки, которыми родители пугают неосторожных детей? «Черт», – бормочет Сайлас себе под нос и начинает медленно красться вдоль дома. Он тихо подходит к двери на крыльцо, как можно осторожней открывает ее и входит. Пересекает крыльцо, поднимается по двум каменным ступенькам ко входу в дом и оказывается перед темной лестницей на второй этаж. Заставляет себя посмотреть наверх, прислушаться. Там все тихо, никто не ходит. Никто его не слышит. Тиканье стало громче, чем его собственные шаги по деревянным половицам. Он идет в такт грозному биению плиты. Подходит к старому белому бесу, осматривает горелки и видит маленький молоточек: тот стучит, не высекая искры. Нигде никаких условных обозначений или разметки. Сайлас на пробу трогает ближайшую к горелке ручку и бездумно поворачивает ее влево. Тик – и тут же над горелкой со свистом вспыхивает пламя. Буквально на секунду. Голубые языки взмывают вверх, затем опадают до нескольких дюймов. Тиканье умолкает. Сайлас поворачивает ручку вправо – и пламя гаснет. Секунду-другую он стоит, ошарашенный. Хорошо хоть тиканья больше нет… И тут оно возобновляется. «Что за хрень?!» – шепчет Сайлас, опять осматривая горелку и ручку. Поворачивает ее влево – тиканье умолкает, но огня нет. Может, в прошлый раз оно вспыхнуло из-за скопления газа над плитой? А потом газ прогорел. Сайлас теряется. Черт, лучше бы вообще из дома сегодня не выходил, не шел на работу, не курил траву на Луне, не забывал рюкзак в сарае. Что же делать? Тиканье умолкло, но как плита может быть выключена? Ручка-то повернута. Вроде бы и газом запахло… А может, им и раньше пахло, когда он только вошел? Теперь не вспомнить… Сайлас закрывает глаза, пытается думать. Его прошибает пот, руки становятся мокрые и скользкие. Раз тиканья больше нет, значит, плита выключена. Надо вспомнить движения… Сперва он крутнул ручку влево, потом вправо, потом снова влево. Или сначала вправо, потом влево и снова вправо? Может, пламя загорелось, когда он повернул ручку вправо? Почему же огня нет, если ручка в исходном положении? Или она не в исходном? Сайлас моргает, взъерошивает волосы, пытается собраться с мыслями. Наверху скрипит половица. Черт, пора бежать. Раз тиканья больше нет, значит, плита выключена! Напоследок Сайлас окидывает взглядом кухню. Она светлая, чистая, и все остальные приборы настолько же новые, насколько белая плита – древняя. Столешницы из толстого белого мрамора, под окном – большая двойная раковина с высоким изогнутым краном. Шкафчики выкрашены в светло-желтый, стены – в белый. Сайлас в последний раз бросает взгляд на плиту и принюхивается. Теперь точно пахнет газом, но несильно. На столе лежат солнцезащитные очки-бабочки: Лолли была в них вчера, когда болтала на лужайке с родственниками жениха. Сайлас делает шаг к столу, но тут наверху кто-то открывает дверь. Он срывается с места, выбегает на крыльцо и там случайно опрокидывает плетеное кресло – оно проезжает несколько футов по каменному полу. Сайлас как можно тише и быстрее возвращает его на место – к дивану, напротив второго такого же кресла, – и замечает разбросанные бело-синие подушки, мягкий бежевый плед на низком подлокотнике, потушенные и оплывшие свечи с черными фитильками. Надо бежать, но что-то заставляет его помедлить. Запах лимонного сорго и духов, примятый диван… Совсем недавно здесь сидела Джун Рейд с мамой Люка… Они смеялись… Наверху спускают воду. Сайлас пятится, разворачивается и вылетает за дверь, ненароком ею хлопая. Добежав до сарая, он хватает с земли рюкзак, пробегает по лужайке и выскакивает на дорогу. Достает из кустов велосипед, закидывает рюкзак за спину и потуже затягивает лямки. Перекидывает ногу через седло, дрожащими руками стискивает руль. «Все, поехал», – шепчет Сайлас, как бы уговаривая себя сделать то, чего не стоит делать. Ставит ногу на левую педаль и предвкушает первую затяжку… Колеса под ним начинают крутиться, бонг в рюкзаке опрокидывается. «Поехал», – повторяет Сайлас, и на сей раз ему удается себя уговорить.

Он неистово крутит педали до самой церкви, а там сворачивает налево, на заброшенную лесовозную дорогу. Он буквально чувствует во рту дым, когда спрыгивает с велосипеда, расстегивает рюкзак и находит в нем бонг. Руки до сих пор трясутся. «Черт, черт, что это было? Что я наделал? – бормочет он себе под нос, вспоминая запах газа. – Что я натворил?!»