Семья Тибо. Том 3 - [4]

Он прервал свою речь, заметив, что к ним приближается Антуан в сопровождении какого-то человека лет сорока, которого Леон только что ввел в гостиную.

Оказалось, что это Рюмель.

У него был такой представительный вид, как будто его нарочно создали для официальных церемоний. Массивная голова была откинута назад, словно под тяжестью пышной гривы, светлой и уже слегка седеющей. Густые короткие усы с сильно приподнятыми кончиками придавали некоторую рельефность его плоскому жирному лицу. Глаза были довольно маленькие, заплывшие, но подвижные зрачки какой-то фаянсовой голубизны озаряли двумя живыми искрами эту по-римски торжественную маску. Все вместе придавало ему довольно характерный облик, и можно было представить себе, как использует его в свое время какой-нибудь фабрикант бюстов для субпрефектур.

Антуан представил Рюмеля Филипу, а Жака - Рюмелю. Дипломат склонился перед старым врачом как перед современной знаменитостью; затем с вежливой предупредительностью пожал руку Жака. Казалось, он раз навсегда сказал себе: "Для человека, находящегося на виду, простота манер - это лишний козырь".

- Бесполезно рассказывать вам, дорогой мой, о чем мы беседовали, начал атаку Антуан, положив ладонь на рукав Рюмеля, который улыбался любезно и снисходительно.

- Вы, сударь, располагаете, разумеется, такими сведениями, которых у нас нет, - произнес Филип. Он внимательно осматривал Рюмеля своими хитрыми глазками. - Что касается нас, профанов, то, надо признаться, чтение газет...

Дипломат сделал неопределенный жест:

- Не думайте, господин профессор, что я осведомлен много лучше вашего... - Он убедился, что его шутка вызвала улыбку, и продолжал: - А вообще я не думаю, что следует представлять себе вещи в особенно мрачном свете: мы вправе - даже обязаны - утверждать, что сейчас имеется гораздо больше оснований для спокойной уверенности, чем для того, чтобы отчаиваться.

- И слава богу, - заметил Антуан.

Он устроил так, что Филип и Рюмель приблизились к другим гостям и уселись посредине комнаты.

- Основания для спокойной уверенности? - с сомнением произнес Халиф.

Рюмель обвел своими голубыми глазами присутствующих, которые окружили его кольцом, и задержал их на Штудлере.

- Положение серьезное, но преувеличивать не следует, - заявил он, немного откинув голову. И тоном государственного мужа, который обязан подбадривать общественное мнение, он с силой произнес: - Запомните, что элементы, благоприятствующие сохранению мира, все же преобладают!

- Например? - продолжал спрашивать Штудлер.

Рюмель слегка нахмурился. Настойчивость этого еврея раздражала его; он ощутил в ней глухое недоброжелательство.

- Например? - повторил он, словно ему оставалось только выбирать. - Ну, во-первых - англичане. Центральные державы с самого начала встретили в Foreign office[1] энергичное сопротивление...

- Англия? - прервал Штудлер. - Уличные столкновения в Белфасте! Кровавые мятежи в Дублине! Печальный провал ирландской конференции в Бекингеме! В Ирландии начинается форменная гражданская война... Англия парализована ударом ножа в спину!

- Ну, это не более как заноза в пятке, уверяю вас!

- Господина Антуана просят к телефону, - сказал Леон, появляясь в дверях.

- Скажите, что я занят, - сердито крикнул Антуан.

- Англия еще и не то видала! - продолжал Рюмель. - Ах, если бы вы знали, как я, хладнокровие сэра Эдуарда Грея...1 Это замечательный тип дипломата, - продолжал он, избегая глядеть на Штудлера и обращаясь в сторону Филипа и Антуана. - Старый сельский аристократ, у которого совершенно особое представление о том, каковы должны быть международные отношения. Он разговаривает со своими европейскими коллегами не как официальное лицо, а как джентльмен с людьми своего круга. Я знаю, что он лично был шокирован тоном ультиматума. Вы могли убедиться, что он тотчас же начал действовать с большой твердостью, одновременно увещевая Австрию и рекомендуя умеренность Сербии. Судьбы Европы отчасти находятся в его руках, а это самые лучшие, самые честные руки.

- Германия все время отвечала ему отказом... - опять прервал Штудлер.

Рюмель не дал ему договорить:

- Осторожная и вполне понятная позиция нейтралитета, которую заняла Германия, сначала могла служить препятствием для английского посредничества. Но сэр Эдуард Грей не признает себя побежденным и, - я могу говорить, раз это завтра, а может быть, и сегодня вечером появится в прессе, - Foreign office подготовляет совместно с Кэ-д'Орсе новый проект, который может оказаться решающим для мирной ликвидации конфликта. Сэр Эдуард Грей предполагает немедленно устроить в Лондоне совещание германского, итальянского и французского послов для обсуждения всех спорных вопросов.

- А пока будут продолжаться благородные хождения окольными путями, сказал Штудлер, - австрийские войска займут Белград!

Рюмель дернулся, словно его укололи булавкой.

- Но, сударь, я полагаю, что и в данном случае вы плохо осведомлены! Несмотря на видимость военных демонстраций, ничто не доказывает, что между Австрией и Сербией происходит что-либо более серьезное, чем простые маневры... Не знаю, придаете ли вы цену капитальнейшему факту: до настоящего времени ни одному европейскому правительству не было передано дипломатическим путем официальное объявление войны! Более того: сегодня в полдень сербский посол в Австрии все еще находился в Вене! Почему? Потому что он служит посредником в активном обмене мнениями между обоими правительствами. Это очень хороший признак. Раз переговоры продолжаются!.. Впрочем, даже если бы действительно последовал разрыв дипломатических отношений и даже если бы Австрия решилась объявить войну, я имею основания считать, что Сербия, уступая разумным влияниям, отказалась бы от неравной борьбы трехсот тысяч человек против миллиона пятисот тысяч и что ее армия начала бы отступать, не принимая боя... Не забывайте, - добавил он с улыбкой, - пока не заговорили пушки, слово принадлежит дипломатам...