Семья Рэдли - [67]
Он постучал золотой вилкой по своему кубку. Все, даже обезьяны, замерли, чтобы выслушать его.
— Благодарю, благодарю вас, лорды, герцоги, пигмеи, карлики, однорукие жонглеры, малые приматы, дамы и господа. Я очень рад, что в этот особенный для нас день вы собрались здесь. Теперь, когда Хелен стала моей невестой, мне больше нечего желать… — Хелен опустила взгляд на тарелку с мясом фламинго и скромно улыбнулась. — Мне остается лишь оформить наши особые отношения. — Уилл с ужасом наблюдал, как Питер опускает воротник ее водолазки и кусает ее в шею. Хелен вздрогнула от удовольствия, усугубляя мучения Уилла.
Свадьбы ему вообще никогда не нравились, но ни одна не производила на него столь жуткого впечатления. Глядя, как Питер льет жидкость из кубка Хелен в рану на ее горле, он понял, что она пила не вино, а кровь Питера. Уилл рванулся вперед с криком «Нет!!!», но на него накинулась сотня обезьян, они принялись душить его, и он провалился во тьму. Проснувшись в холодном поту, он вынужден был признать, что случилось невозможное.
Уилл Рэдли столкнулся с чувством, до ужаса и отвращения похожим на любовь.
За две недели до их настоящей свадьбы он снова вернулся в Лондон и спал в фургоне, украденном у белого растафари в Кэмдене. Однажды вечером Уилл зашел в квартиру — он знал, что брата нет, и не мог удержаться.
— Хелен, я тебя люблю.
Она оторвалась от телевизора — там опять рассказывали про бои в Югославии — и перевела взгляд на него, откинувшись на спинку подержанного кресла-качалки:
— Что-что?
Уилл смотрел ей в глаза без тени улыбки, сосредоточившись на ее крови.
— Я понимаю, что не должен этого говорить, Питер все же мой брат, но я тебя обожаю.
— Уилл, не смеши.
— Можешь смеяться надо мной, сколько хочешь, но это чистая правда. Когда я смотрю на тебя, слышу твой голос, вдыхаю твой аромат, мне хочется схватить тебя и улететь далеко-далеко.
— Уилл, прошу тебя. — Очевидно, он ее нисколько не интересовал как мужчина. — Питер твой брат.
Уилл не кивнул, не покачал головой. Он старался вообще не шевелиться, лишь бы не упустить ее взгляд. За окнами выла сирена полицейской машины, несущейся по Клэпхем-Хай-стрит.
— Хелен, ты права. Самые сокровенные тайны почти всегда неприличны. Но какой в них, на хрен, смысл, если правду не говорить? Объясни мне, пожалуйста.
— Питер вернется с минуты на минуту. Перестань.
— Я бы перестал. Конечно, я бы перестал. Если бы не был уверен, что ты испытываешь то же самое.
Она закрыла глаза руками, прервав зрительный контакт.
— Уилл…
— Хелен, ты же знаешь, что хочешь, чтобы тебя обратил я.
— Как ты можешь так поступать? По отношению к родному брату?
— О, элементарно.
Она встала и вышла из комнаты. Уилл последовал за ней в прихожую; там висела верхняя одежда, словно ряд отвернувшихся от них спин. Всеми силами он заговаривал ей кровь.
— Ты же не хочешь, чтобы это сделал Питер. Ты прекрасно это знаешь. Ну же, Хелен, не будь трусихой. У тебя всего одна жизнь. Так почему не позволить себе вкусить то, чего хочешь? Хелен, если ты протянешь еще две недели, все будет кончено, ты станешь принадлежать ему, и у нас с тобой не останется шансов. Ты их уничтожишь. И я возненавижу тебя почти так же сильно, как ты сама себя возненавидишь.
Хелен совсем растерялась. Она даже не подозревала, что говорит он вовсе не с ней, а с ее кровью.
— Но я люблю Питера…
— У него завтра ночное дежурство. Мы могли бы вместе слетать в Париж. Мы отлично проведем время. Будем парить высоко над Эйфелевой башней, только ты и я.
— Уилл, прошу тебя…
Она уже стояла у двери. У него оставалась одна последняя попытка. Он закрыл глаза и почувствовал всю Вселенную в запахе ее крови. Вспомнил старого мудрого французского кровопийцу Жана Жене и процитировал его:
— Человек, не познавший экстаза предательства, не знает об экстазе вообще ничего.
И продолжал говорить и говорить, не умолкая, все, что угодно, только бы подавить ее истинное «я».
Он протянул руку. И в роковой момент слабости она приняла ее.
— Пойдем, — сказал Уилл, испытывая тот неземной восторг, который всегда охватывал его, когда он разрушал чужое счастье. — Идем на улицу.
Предложение
Почти два десятка лет спустя после того разговора с Уиллом Хелен проводит в свою гостиную женщину-полицейского. Голова и шея у нее гудят от нервного напряжения.
— Элисон, хотите кофе? — предлагает она. — Вас Элисон зовут, верно?
— Да. Но кофе мне не требуется.
Элисон говорит холодно и официально, и Хелен гложет предчувствие, что это будет не просто стандартная беседа.
— Клара сейчас в школе, — объясняет она.
— Я пришла не к вашей дочери.
— Вы же, кажется, говорили, что дело касается Клары.
Элисон кивает:
— Миссис Рэдли, я хочу поговорить не с ней, а о ней.
Хелен вернулась домой пару часов назад и посмотрела новости, но там ни словом не упоминалось об обнаружении трупа. Она успокоилась. Может быть, подружки из литературного кружка что-то не так поняли. Но все спокойствие испаряется после следующей реплики Элисон.
— Было найдено тело Стюарта Харпера, — сообщает она. — Нам известно, что его убила ваша дочь.
Хелен открывает рот и закрывает, так и не издав ни звука. Во рту у нее пересохло, а ладони вдруг взмокли.
В возрасте 24 лет я чуть не покончил с собой. В то время я жил на Ибице, в очень красивой вилле на тихом побережье острова. Совсем рядом с виллой была скала. Охваченный депрессией, я подошел к краю скалы и посмотрел на море. Я пытался найти в себе смелость прыгнуть вниз. Я ее не нашел. Далее последовали еще три года в депрессии. Паника, отчаяние, ежедневная мучительная попытка пойти в ближайший магазин и не упасть при этом в обморок. Но я выжил. Мне уже давно за 40. Когда-то я был практически уверен, что не доживу до 30.
Дождливым пятничным вечером профессор Кембриджского университета Эндрю Мартин находит решение самой сложной в мире математической задачи. Оно способно изменить весь ход человеческой истории. Но профессор Мартин внезапно и бесследно исчезает. Когда спустя некоторое время его обнаруживают… шагающим по шоссе без какого-либо предмета одежды на теле, профессор Мартин ведет себя немного странно. Жене и сыну он кажется каким-то другим. Самому ему абсолютно все вокруг представляется нелепым, люди достойными жалости, человеческая жизнь лишенной смысла.
Том Хазард выглядит как обычный сорокалетний мужчина. Почти никто не знает, что на самом деле он живет уже пятое столетие. Том играл в одной труппе с Уильямом Шекспиром, ходил под парусами с капитаном Джеймсом Куком, водил компанию со Скоттом Фицджеральдом… Периодически меняя личности, Том может жить сколь угодно долго. Есть лишь одно условие – он не должен никого полюбить…
Жизнь 12-летнего школьника Барни Ива сложно назвать легкой. Год назад исчез без вести его отец, мама целыми днями пропадает на работе, в школе над ним постоянно издевается его одноклассник Гэвин Игл, а директриса мисс Хлыстер решила окончательно сжить его со свету. Как бы Барни хотелось забыть обо всем этом и пожить другой жизнью, где нет никаких проблем. Например, стать толстым, ленивым, избалованным котом. И однажды желание Барни внезапно исполняется.Иллюстрации Пита Уильямсона.
Вы держите в руках настоящую историю Отца Рождества. Возможно, вам он известен под другими именами – Дед Мороз, Санта-Клаус, Юль Томтен или Странный толстяк с белой бородой, который разговаривает с оленями и дарит подарки. Но так его звали не всегда. Когда-то в Финляндии жил мальчик по имени Николас. Хоть судьба обошлась с ним неласково, Николас всем сердцем верил в чудеса. И когда его отец пропал в экспедиции за Полярным кругом, мальчик не отчаялся и отправился его искать.Николас и вообразить не мог, что там, за завесой северного сияния, его ждёт встреча с эльфами, троллями, проказливыми пикси и волшебством.
Если бы наша жизнь сложилась по-другому, была бы она лучше? Мы не знаем. Но та, которая нам дана, – ценна сама по себе, об этом новый роман Мэтта Хейга. Между жизнью и смертью есть библиотека. В нее-то и попадает 35-летняя Нора, учительница музыки из Бедфорда, когда однажды ночью вся ее жизнь полетела под откос. Полки здесь тянутся бесконечно. Каждая книга дает шанс прожить свою собственную, но совсем другую жизнь. Принимать другие решения и, главное, не сожалеть о том, что когда-то не случилось. Оказывается, поступи Нора иначе в тот или иной момент жизни, она могла бы стать рок-звездой, олимпийской чемпионкой, ученым-гляциологом, женой и матерью, побывать в Австралии.