Семья Рэдли - [65]

Потом — два месяца в психиатрической больнице, вдали от Евы, которая была вынуждена жить с его неизлечимо больной капризной матерью. А врачи, под завязку накачивавшие его транквилизаторами, получали уму непостижимые премии от государства, поощрявшего их усердный труд «на благо населения».

— Откуда у вас этот номер? — спрашивает он, догадываясь, что между появлением в деревне Уилла и этим телефонным звонком должна быть какая-то связь.

— Вы не изменили имя. Найти вас было не так сложно.

— Мне нечего скрывать. Я ничего плохого не сделал.

Элисон вздыхает.

— Не трудитесь огрызаться, Джеред. У меня хорошие новости. Хочу вам кое-что сказать. Насчет Уилла Рэдли.

Джеред молчит. Что она может сообщить ему такого, чего он еще не знает?

После долгой паузы она выкладывает свои новости:

— Теперь мы имеем право с ним разобраться.

— Что?

— Мы надавили на нужные рычаги. Общество Шеридана хочет от него избавиться не меньше, чем мы. В последнее время он вел себя чересчур опрометчиво.

Джеред приходит в ярость.

— Опрометчивее, чем когда убил жену инспектора криминальной полиции на университетском кампусе?

— Я просто думала, вам интересно будет это знать. Мы прилагаем все усилия, чтобы поймать его. Именно потому я вам и звоню. Он там? То есть вы из-за него переехали в Бишопторп? — Элисон делает паузу, чувствуя его нежелание делиться информацией. — Если вы скажете, что он там, мы займемся им вплотную. Даю слово. Вы сможете жить спокойно. Вы ведь этого хотите, не так ли?

Джеред идет дальше по тротуару. Он оборачивается на оставшийся далеко позади паб, вывеска которого теперь кажется маленьким коричневым квадратиком, и вспоминает, что несколько минут назад сказал ему Уилл.

Только вот в чем штука: ни черта у тебя не выйдет.

— Да, — натянуто говорит Джеред в трубку. — Он здесь.

— Ага. Хорошо. И еще вопрос. Вы не знаете, в каких он отношениях с другими Рэдли? Есть какие-нибудь полезные сведения на этот счет? Хоть что-нибудь?

На ум ему тотчас приходит признание Уилла.

Она жена моего брата.

— Да. Кое-что есть.

Если кровь — это ответ, вы задаете неправильный вопрос.

«Руководство воздерживающегося» (издание второе), стр. 101

О пиявках

Уилл вспоминает тот вечер, когда Питер впервые привел Хелен в их квартиру в Клэпхеме. До ее прихода он успел выслушать кучу инструкций. Вести себя исключительно прилично, ни в коем случае их не выдать и т. д.

Не шутить на тему Дракулы, не пялиться похотливо на ее шею, не заикаться без необходимости о вреде солнца или чеснока. Питер заявил, что к Хелен, своей сокурснице на медицинском факультете, он испытывает серьезные чувства и рассчитывает на нечто большее, чем банальное «укусил и выпил». По крайней мере пока что. Питер даже упомянул заветное слово на букву «о» — дескать, он подумывает о том, чтобы рассказать ей правду, всю правду целиком, и ничего, кроме правды, и (как он надеется) уговорить ее на добровольное обращение.

— Ты шутишь, — опешил Уилл.

— Вовсе нет. Кажется, я влюбился.

— Но обращать? Пити, это чересчур.

— Понимаю. Но я правда чувствую, что она — та самая.

— Zut alors.[14] To есть ты это всерьез?

— Угу.

Уилл медленно, с присвистом, выдохнул.

— Ну все, крышка тебе.

Для Уилла обращение всегда было умозрительной конструкцией. Он, конечно, знал, что такое физически возможно и что происходит это довольно часто, судя по тому, как быстро растет популяция вампиров, но как вообще можно хотеть кого-то обратить, оставалось для него полной тайной.

Ведь этот процесс имел для обращающего не менее ощутимые последствия, чем для обращенного. Большая потеря крови сразу после того, как выпьешь человека, делает тебя уязвимым в эмоциональном плане, из-за чего ты привязываешься к обращенному почти так же сильно, как и он к тебе.

— Дурак я, что ли, так над собой измываться? — говорил Уилл всякий раз, когда кто-нибудь интересовался его мнением по этому вопросу.

Но в данном случае речь шла о решении Питера, а Уилл слишком уважал свободу выбора, чтобы вмешиваться или осуждать его. Однако ему было любопытно посмотреть, кто же завоевал сердце пылкого кровососа Рэдли.

И он очень хорошо помнит, что почувствовал, когда увидел ее.

Ровным счетом ничего.

Поначалу.

Она была просто привлекательной некровососущей, каких полно. Но постепенно, уже во время первой встречи, он понял, как невероятно она сексуальна — ее глаза, плавная линия носа, беспристрастные высказывания об анатомии человека и различных хирургических манипуляциях («…а потом перерезаешь правую легочную артерию…»). Хелен обожала живопись. По вторникам она ходила на уроки рисования с натуры, а вкус у нее был эклектичный. Она любила Матисса, Эдварда Хоппера, а также старых художников эпохи Возрождения. Она восхищалась Веронезе, даже не подозревая, что он был одним из самых распутных вампиров, когда-либо пятнавших кровью венецианские гондолы.

А еще они поговорили о пиявках. Хелен знала о них очень много.

— Пиявок все серьезно недооценивают, — сообщила она.

— Согласен.

— А ведь они просто удивительны.

— Не сомневаюсь.

— Формально они относятся к кольчатым червям. Как земляные черви. Но они куда более развиты. У пиявок потрясающий мозг, они предчувствуют грозы, и их используют в медицине со времен ацтеков.