Семья Рэдли - [51]

«Может, не такая уж он и сволочь, — думает Роуэн. — Может, он убивает только тех, кто этого заслуживает».

Вдруг дядя принимается что-то высматривать в другом конце сада. Роуэн тоже глядит на сарай, но ничего не видит. Впрочем, что бы там ни было, Уилла оно, похоже, не слишком беспокоит. Он продолжает вещать голосом, словно пропитанным мудростью веков.

— Трудно быть не таким, как все. Люди этого боятся. Но любые трудности можно преодолеть. — Он взбалтывает остатки крови в стакане. — Взять вот хотя бы Байрона.

У Роуэна мелькает ощущение, что Уилл намеренно забрасывает ему наживку, однако он не помнит, чтобы обсуждал с дядей своего любимого поэта.

— Байрона? — переспрашивает он. — Тебе нравится Байрон?

Уилл смотрит на него так, будто глупее вопроса не придумаешь.

— Он лучший из лучших. Первая истинная мировая знаменитость. Безумный, злой и смертельно опасный. Мужчины всего мира боготворили его, женщины — обожали. Неплохо для мягкотелого косого и косолапого коротышки.

— Да. — Роуэн невольно улыбается. — Пожалуй, неплохо.

— В школе, конечно, над ним измывались. Ситуация изменилась к лучшему только в восемнадцать лет, когда в одном борделе его обратила флорентийская вампирша.

Уилл смотрит на бутылку. Потом показывает этикетку Роуэну.

— «Что в нашей жизни лучше опьяненья?»[12] — цитирует Уилл. — Байрону бы Изобель понравилась.

Роуэн не сводит с бутылки глаз и чувствует, как его сопротивление слабеет. Он забывает, почему так важно не поддаться соблазну. В конце концов, он остается вампиром независимо от того, пьет он кровь или нет. И Клара убила человека не потому, что выпила вампирской крови. Скорее уж наоборот. Может быть, если бы она пила кровь других вампиров в умеренных количествах, ничего бы и не случилось.

Роуэн ловит на себе взгляд Уилла. Дядя — как игрок в покер, собирается выложить лучшие карты.

— Если хочешь полетать, — говорит он, — она тебе поможет. Если в школе есть какая-то особенная девочка, которая тебя интересует, просто попробуй Изобель и увидишь, что будет.

Роуэн думает о Еве. О том, каково было сидеть рядом с ней на скамейке. Если она все равно узнает, что он вампир, почему бы не стать привлекательным и уверенным в себе вампиром?

— Не знаю даже… Я как-то…

— Давай, — уговаривает Уилл, в его голосе — дьявольский соблазн. — Как можно ненавидеть то, чего не знаешь? Возьми ее к себе в комнату, не обязательно пить сейчас.

В этот миг голоса на втором этаже снова становятся громче, слова Питера звучат отчетливо:

— …и что это значит?

И ответ Хелен:

— Ты прекрасно знаешь, что это значит!

Роуэн протягивает руку и почти без раздумий берет бутылку.

В глазах Уилла сияет гордость.

— В ней весь мир. Он твой.

Роуэн кивает и встает, ему вдруг стало неловко, он занервничал.

— Ладно. Я возьму, и, ну, подумаю об этом.

— Спокойной ночи, Роуэн.

— Ага. Спокойной ночи.

Водоросли и страх

Уилл осушает стакан с последними каплями Изобель и закрывает глаза. Ссора между Питером и Хелен наконец закончилась, и Уилл обращает внимание на то, как стало тихо. Он думает о звуках, свойственных его обычной жизни. Мягкое урчание автострады. Автомобильные гудки и визг пневмодрели в городе. Агрессивный рев гитар. Кокетливый шепот женщин, с которыми он только познакомился, вскоре переходящий в стоны удовольствия и страха. Свист ветра в ушах, когда он летит над морем, ища, куда бы сбросить труп.

Тишина всегда его напрягала. Даже при чтении стихов ему требовался какой-нибудь фоновый звук — музыка, шум машин или монотонный гул голосов в переполненном баре.

Шум — это жизнь.

Тишина — смерть.

Но сейчас, в данный момент, сидеть в тишине не так уж плохо. Она кажется желанным финалом, точкой назначения, тем местом, куда и стремится любой шум.

Тихая жизнь.

Уилл ухмыляется, представляя себя и Хелен где-нибудь на свиноферме.

Потом ветер меняет направление, он снова чует запах чужой крови и вспоминает о живом существе, притаившемся за сараем.

Он встает со стула и уверенно направляется мимо пруда в дальний конец сада. Запах становится все сильнее. Это не барсук и не кошка. Это человек.

Снова хрустит ветка, и Уилл замирает.

Ему не страшно. Но у него такое ощущение, что кто бы ни прятался там, за сараем, это как-то связано с ним.

— Кыш, — тихонько говорит Уилл.

После этого воцаряется гробовая тишина. Неестественная. Тишина напряженных мускулов и затаенного дыхания.

Уилл думает, как поступить. Пойти туда и удовлетворить свое любопытство или вернуться в дом? Этой кислой мужской крови ему не особенно хочется, так что он все же разворачивается и уходит. Но вскоре он слышит, что за ним бегут, потом что-то рассекает воздух. Он резко пригибается и краем глаза замечает топор. Промахнувшись, нападающий чуть не падает по инерции. Уилл хватает его, крепко вцепившись в футболку. Он трясет мужчину, видит его полное отчаяния лицо. Мужчина все еще держит топор в руке, так что Уилл поднимается вместе с ним в воздух, чтобы с плеском бросить его в пруд.

Время запугивать.

Он вытаскивает мужчину из воды, на лице у него водоросли, в глазах — страх. Сверкнув клыками, Уилл задает вопрос:

— Кто ты?

Ответа нет. Зато из дома доносится какой-то шорох, слышный только Уиллу. Он оборачивается и видит, что в комнате Питера и Хелен зажегся свет. К тому моменту, как Питер высовывается из окна, он успевает снова окунуть незнакомца в воду.