Семья преступника - [9]
Дон Фернандо. Отлично!
Монсиньор. Воображаю, что вы почувствовали на свободе.
Коррадо. Нет, не можете. Надо быть погребенным четырнадцать лет; нужно считать эти долгие года, считать часами, жаждать свободы, семьи, воздуха, солнца! Мне показалось, что я ожил. Я шел всю ночь, поутру скрылся в ущелье. Один добрый человек дал мне это платье, другой, побогаче, Дал мне несколько денег, и таким образом, по гребню Апеннин, я добрался сюда.
Монсиньор. Провидение привело вас прямо к жене.
Дон Фернандо. Смелее, мой друг!
Коррадо. О! Смелости во мне было много, и теперь еще осталась… Но когда я узнал, что моей Ады нет с матерью у этого доктора…
Монсиньор. Вашей Ады?.. Постойте… Судя по вашим словам, девочке, должно быть, шестнадцатый год…
Коррадо. Да.
Монсиньор. Это лета той девочки, у которой Розалия гувернанткой… Но сами посудите, законная дочь Пальмиери давно умерла…
Дон Фернандо. Неужели?
Монсиньор (подходя к столу). Вот свидетельство о ее смерти, я предъявлял его доктору и…
Коррадо (вспыхнув). Кто же мать этой девочки?
Монсиньор. Ну, это…
Коррадо. Ради спасения души вашей, говорите прямо!
Монсиньор. Боже мой, какой вы горячий!.. Не в моих правилах предполагать в людях дурное; но я хочу только сказать, что эта мнимая дочка не ваша ли Ада…
Коррадо. Ада?
Дон Фернандо. Чорт возьми!.. Это невозможно.
Монсиньор. Как знать! В числе различных предположений для объяснения этого таинственного дела…
Коррадо. Чтоб моя Ада называла отцом другого? Любила другого?.. Значит, видения мои не были адским бредом?
Дон Фернандо. Поверьте мне, вы заблуждаетесь.
Монсиньор. Нет ли каких примет, по которым вы можете узнать свою дочь?
Коррадо. Ах! Какие приметы! Я говорю вам, что она была двух лет, когда я ее оставил.
Монсиньор. Да, конечно… Но отцу не нужно примет, сама природа…
Коррадо. Да, сердце мне скажет… Но ведь четырнадцать лет…
Монсиньор. Расспросите Розалию; как мать она ответит вам за дочь; как жена — сама за себя.
Коррадо. За себя?..
Монсиньор. Это ваши права,
Коррадо. Мои права? Не знаю, монсиньор; скажу вам только: как страстно я ни желал, что я ни делал для того, чтобы видеть Розалию, но теперь, когда я близок к ней, я готов бежать опять в тюрьму.
Монсиньор. Зачем?
Коррадо. Не знаю.
Дон Фернандо, Смелей, Коррадо! Вы очень взволнованы, очень слабы; вам теперь хорошенько поужинать и отдохнуть попокойнее.
Монсиньор. А ты позаботься хорошенько о том и о другом. Потом завтра… Не унывайте, милосердие божие велико.
Коррадо. А правосудие?.. Милосердие божие или правосудие привлекло меня сюда?.. Вы завтра узнаете! (Уходит с доном Фернандо.)
Монсиньор. Завтра лев со свежими силами… И мы, синьор доктор, поговорим с вами. (Уходит.)
Действие третье
Декорация первого действия.
Входят монсиньор, за ним Агата.
Монсиньор. По крайней мере сегодня доктор дома?
Агата. Я уж докладывала монсиньору, что в этот час он делает визиты больным. Он воротится нескоро; он лечит больных и вместе с тем развращает их души своими утешениями.
Монсиньор. Уж недолго ему.
Агата. Дай-то бог! Вам и сегодня угодно ждать его?
Монсиньор. Ну, нет. Позови мне эту женщину.
Агата. Сейчас. Когда этот соблазн кончится?
Монсиньор. Скоро.
Агата. Ах, кабы! (Уходит налево.)
Монсиньор. Соблазн, может быть, и увеличится. Это зависит от того, что ответит мне Розалия. Драма может и кончиться, и только что начаться. Увидим.
Входит Розалия.
Монсиньор и Розалия.
Розалия. Вы меня звали. Но со мной ли вы желаете говорить, может быть с доктором?
Монсиньор. С ним вчера я уж говорил довольно.
Розалия. Даже слишком.
Монсиньор. Может быть. Но вы не беспокойтесь; я уже не имею более надобности упрекать вас; вашему пребыванию в этом доме, благодаря провидению, наступает конец.
Розалия. Да, я знаю, что монсиньор по доброте своей приказал моему благодетелю прогнать меня. Я бы могла жаловаться на вас светской власти, могла бы одним словом, одним даже дуновением снять с вас маску ложной святости и открыть лицемера! Вы знаете, хорошо знаете, что я добродетельна, с глазу на глаз со мной вы должны в том признаться; вы даже не смеете глядеть мне в лицо так прямо, как я на вас смотрю… Этой победы с меня довольно, монсиньор… я не хочу упорствовать, не хочу вредить другим дорогим для меня особам… я удаляюсь.
Монсиньор. Вы удалитесь, если вам угодно, но уж никак не одна.
Розалия. Кто же меня будет провожать?
Монсиньор. Муж ваш.
Розалия. Какие шутки, монсиньор!
Монсиньор. Никаких, моя милая.
Розалия. Вам уж известно, в каком позорном месте находится человек, бывший, к несчастью, моим мужем.
Монсиньор. Бывший? Он и теперь ваш муж, дочь моя. Он не мог жить без вас: в порыве отчаяния, с божьей помощью, он сокрушил свои оковы… мало вам этого? Ну, так я вам скажу, что со вчерашнего вечера он гостит у меня.
Розалия (с крайним изумлением). Коррадо?.. Возможно ли?.. Правда ли?
Монсиньор. Такими важными делами не шутят.
Розалия. Коррадо здесь?.. Но как? Зачем? Кого он ищет?
Монсиньор. Семью свою.
Розалия. Семью свою?
Монсиньор. Именно. Однако я удивляюсь, я возмущаюсь, видя, с каким неудовольствием вы слышите от меня новость, которую я так спешил передать вам, — я сам так радовался. Всякая жена благодарила бы меня.