Семья - [7]

Когда ее родители встретились в Королевской академии драматического искусства, Оливия считалась безусловным лакомым кусочком. Да и Джек был без преувеличения красивым молодым актером, высоким, стройным и подтянутым — после двух лет службы в военно-воздушных войсках и успешной карьеры в модельном бизнесе (сигареты, клубный пиджак, самодовольная ухмылка на губах, полная раскованность в движениях). Хрупкая же, фарфоровая красота Оливии в условиях послевоенного аскетизма казалась чем-то атавистическим, особенно когда в моду внезапно вошли пышногрудые блондинки.

Преподаватели и одноклассники, глядя на Оливию, замирали от восторга, позже то же самое делали критики, которым нравилась ее капризная, топающая ножкой Корделия в «Короле Лире». Если Джеку все, не сговариваясь, предсказывали в будущем тяжкий труд и вечные вторые роли, то уж Оливия, по их мнению, была просто приговорена к славе. По иронии судьбы в жизни все получилось далеко не по предсказанному сценарию.

После нескольких лет мелькания на заднем плане в английских фильмах, ностальгически воспроизводящих Вторую мировую войну, — то в роли курящего трубку капитана в мешковатом свитере, который шел ко дну вместе со своими матросами, то в роли ревматического военнопленного, застреленного в спину монахиней при попытке к бегству, то в роли хромого руководителя самолетного звена, самоотверженно защищающего кентские небеса, — Джеку Джуэллу посчастливилось заполучить роль всей своей жизни.

А именно: почти двадцать лет он играл роль овдовевшего отца в телевизионной драме Би-би-си «Все рыбы в море», причем играл так долго и усердно, что Меган, самая младшая из его дочерей, едва помнила, чтобы он появлялся в домашних стенах. Он до такой степени вжился в роль отца, обожающего своих экранных детей, что почти забыл о детях настоящих. К тому времени, когда его дочери достигли подросткового возраста, он стал узнаваемым лицом нации, в то время как Оливии так и не довелось сыграть ни одной из предсказанных ей блистательных ролей.

— А отец был бы рад, — сказала Меган, намеренно провоцируя мать упоминанием о ее бывшем муже. — Вот отец был бы счастлив стать дедушкой.

Оливия стрельнула в дочь подозрительным взглядом.

— Ты ему еще не говорила? — с беспокойством спросила она.

— Разумеется, нет. Но даю руку на отсечение — он был бы счастлив.

Тогда Оливия Джуэлл рассмеялась.

— Это потому, что он всего лишь глупый мягкотелый негодяй. И потому что его совершенно не волнует, как это может отразиться на твоей жизни. Я уж не говорю про твое хорошенькое молодое тело.

Меган с матерью сидели в кафе в Риджент-парке, окаймленном домами Нэша — самыми прекрасными зданиями в Лондоне. Глядя на них, Меган думала, что они словно сделаны из мороженого. Они с матерью устроили одно из своих регулярных свиданий: пили чай, смотрели, как по озеру плавают черные лебеди, вдыхали аромат подстриженной травы и запахи животных из расположенного неподалеку зоопарка.

Меган была единственной из трех сестер, кто встречался с матерью регулярно. С Джессикой мать поддерживала связь спорадически: та с трудом переносила таких эгоистичных людей, как Оливия, а Кэт вообще не разговаривала с матерью годами.

Чтобы с ней общаться, надо прилагать усилия, часто думала Меган. То, чего ее сестры не хотят понять. Если приложить усилие, то отношения можно поддерживать.

— В начале 1960-х на Бревер-стрит жил один мальтиец, который занимался тем, что помогал девчонкам, попавшим в беду. — Голос матери каждый раз приводил Меган в изумление. В нем чувствовалась легкая застенчивость и какой-то специфический надтреснутый акцент. Услышав этот хорошо отрепетированный акцент, Меган тут же воображала себе здание Би-би-си, где мужчины в смокингах прохаживаются по роскошному холлу и читают последние новости. — Не помню, как же его звали?

— Неважно, — ответила Меган, бросая на стол салфетку. — Со мной все будет в порядке. — Оливия прикрыла своей рукой руку дочери и слегка потерла ее, словно желая согреть.

— Дорогая, я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Спасибо, нет.

— Женское тело после рождения навсегда теряет прежнюю форму. В молодости у меня было такое же тело, как у тебя. Не такое хрупкое, как у Джессики. И не такое тощее, как у Кэт. Практически такое же, как у тебя. — Оливия сощурилась на свою дочь. — Разве что не такое пухлое.

— Еще раз благодарю.

— А знаешь ли ты, что Марлон Брандо однажды сделал мне предложение?

— Кажется, ты это уже упоминала. Раз тысячу.

— А дражайший Лорри Оливье был в восхищении от моей Корделии. Платье, в котором я была на премьере «Так держать, рыжий!», вызвало настоящую сенсацию. В свое время я была общепризнанной Лиз Херли своего поколения.

— И именно из-за этого отец стал Хью Грантом.

— Скорей, Хью Грином. Ах, этот человек… Я мечтала о Беверли-Хиллз, а он запер меня на Максвелл-Хиллз.

«Как странно, — подумала Меган. — Ведь мать по собственной инициативе ушла из семьи». Именно она трахалась потом со второразрядным актеришкой на съемной квартире, бросив детей на попечение отца и целого калейдоскопа случайно нанятых им нянек. Ну, и на Кэт, разумеется. И тем не менее, именно мать чувствовала обиду. Возможно, она не смогла простить отцу того, что он стал гораздо более знаменитым, чем она.