Семья - [6]

— Наконец-то вы освободились, — сказал он.

Мистер Лауфорд был официальным научным руководителем Меган, то есть должен был исполнять роль ее учителя, советчика и воспитателя в течение года, после чего она станет самостоятельным врачом. Некоторые молодые доктора боготворили своих наставников, но, проработав с мистером Лауфордом месяц, Меган убедилась в том, что это циничный и наглый тип, который ненавидел ее и все, что с ней связано.

— Нельзя ли побыстрее, доктор Джуэлл? Последнюю пациентку вы принимали тридцать минут.

— Неужели?

— Именно тридцать. — Он постучал пальцем по своим наручным часам. — Между тем, вы должны укладываться в семь.

Меган мрачно посмотрела на наставника. Воспитанная без матери, она привыкла с боем отстаивать свою позицию.

— У этой пациентки выкидыш. И вообще, здесь не Макдоналдс.

— Разумеется, — рассмеялся доктор Лауфорд. — Старик Макдоналдс может позволить себе роскошь тратить на своих клиентов больше времени, чем мы. Пойдемте, я вам кое-что покажу.

Меган последовала за Лауфордом в битком набитую народом приемную.

Лица пациентов выражали разную степень страдания и измученности. Какая-то крупная женщина с татуировками на голых руках кричала на сидящую в регистратуре сестру. Со всех сторон слышался надрывный кашель, детский плач, астматическое дыхание. Некоторые лица Меган узнавала. Вот женщина с циститом, у этого мужчины гипертония, у девочки астма — как и у многих детей, которые дышат городским воздухом. Господи, подумала Меган, сколько же людей ждут своей очереди на прием к врачу!

— Вам предстоит нелегкое утро, — сказал доктор Лауфорд, как будто отвечая на ее немой вопрос. — Ведь из них добрая половина ожидает именно вас.

Стараясь не выдать чувств, Меган вслед за доктором снова вошла в свой кабинет.

— Это Хокни, а не Харли-стрит, — продолжил наставлять ее Лауфорд. — Семь минут на пациента, вам понятно? И неважно, какая у него болезнь: чума или прыщ на заднице. Вошел — семь минут — вышел. Пока Господь не дарует нам сорокавосьмичасовые сутки или мы не найдем себе работу в частном секторе, у нас не остается другого выхода. Семь минут — вот все, что мы можем для них сделать.

— Конечно.

Лауфорд бросил на нее раздраженный взгляд и вышел.

Чтобы оказаться в этом маленьком кабинетике, Меган пришлось так много трудиться! Но теперь она начала сомневаться, сможет ли выдержать этот последний год с Лауфордом, который следил за ней и отмечал все малейшие промахи. Она слышала, что клиники охотно принимают на работу молодых практикантов по единственной причине — таким путем они получают даром еще одного врача. Но на самом деле никто из этих старых хрычей, каким бы он ни был плохо оплачиваемым и циничным, вовсе не жаждал взваливать себе на шею практиканта, который только усложнял его и без того нелегкую жизнь. Без нее здесь всем явно будет лучше. Меган чувствовала, что Лауфорд только и ждет, когда она совершит какую-нибудь глупость, и тогда он сможет со спокойной душой от нее избавиться.

Но пикантность ситуации заключалась в том, что, по всем признакам, Меган уже совершила глупость. Причем такую глупость, в которую сама едва могла поверить.

Сегодня утром, во время обязательной встречи за чашкой кофе с Лауфордом (Меган обязана была дважды в неделю встречаться с ним для обсуждения своих успехов в профессиональной деятельности — или отсутствия оных), она вдруг вынуждена была извиниться и выскочить в туалет, где ее вырвало. Но только вечером, когда она с больной спиной возвращалась в свою маленькую квартирку, она окончательно убедилась в том, что сильно сглупила.

Да, это невозможно. Да, срок еще слишком маленький. Но…

В животе она почувствовала толчок.

2

— Ах, дорогая, ты еще слишком молода, чтобы иметь ребенка, — сказала мать Меган. — А я еще слишком молода, чтобы стать бабушкой.

Меган вычислила в уме, что ее матери сейчас должно быть шестьдесят два года, хотя последние шесть лет та говорила всем, что ей немногим за пятьдесят. В своей терапевтической практике Меган встречала бабушек из бедных лондонских пригородов, которые были в том же возрасте, что и Кэт, и даже в том же самом возрасте, что и Джессика, — все эти «малышки» чуть-чуть за тридцать, у которых процесс деторождения начался в тот самый момент, когда им это позволила Мать-природа, хотя городской средний класс считал такой возраст еще совсем детским. Но факт оставался фактом — вид у Оливии Джуэлл абсолютно не ассоциировался с представлениями о бабушке. А почему бы и нет? Ведь ее мать по существу и матерью-то никогда не была.

Мужчины все еще поворачивали головы ей вслед. И вовсе не из-за прежней славы (которая исчерпала себя уже лет двадцать назад), а благодаря тому, как она выглядела. Густые черные кудри, белоснежная кожа, огромные голубые глаза. Внешностью она чем-то напоминала Элизабет Тейлор, если бы та выиграла сражение с лишним весом, или Джоан Коллинз — перед тем как та отправилась в Голливуд. Роскошная английская роза (отцветающая, конечно), но все же еще не утратившая былого блеска.

— Ребенок отравит всю твою жизнь, — продолжала Оливия, с удовольствием разглядывая свою младшую дочь. — Ты ведь не хочешь, чтобы кто-то отравлял тебе жизнь?