Семья О’Брайен - [94]

Она берет свой тяжелый страх на занятия йогой, в постель с Феликсом. Заталкивает его вглубь, но в последнее время кажется, что места внутри не осталось. Она как чемодан, забитый под завязку, и все равно она каждый день думает о положительном результате, и ноша страха растет, так что приходится заталкивать внутрь новый. Так надо.

Слезы у нее всегда наготове, но она держит их в себе. Она все держит в себе. Она уверена, что вскоре не сможет себя надежно закрыть. Страх толкается внутри. Каждый раз, когда расширяются ее легкие, каждый раз, когда стучит сердце, они ударяются о страх внутри нее. Страх у нее в пульсе, в каждом мелком вдохе. Он – черная масса у нее в груди, разрастающаяся, давящая на сердце и легкие, и вскоре Кейти не сможет дышать.

Каждое утро она на мгновение забывает об этом. Потом черная тяжесть напоминает о себе, и Кейти гадает, что это такое, а потом вспоминает. У нее, возможно, БХ.

Поэтому она целыми днями притворяется. В каждом радостном «привет», на каждом занятии, которое она проводит, проповедуя благодать, благодарность и мир, каждый раз, когда они с Феликсом занимаются сексом, она – самозванец, совершающий ритуалы, принятые в обществе, притворяющийся, что все в порядке.

«Привет, Кейти! Ты как?» – «Хорошо. У меня все хорошо».

У нее все не хорошо. У нее все – сплошное вранье, вот что у нее. Она планирует свою болезнь, репетирует последний прием у консультанта по генетике, слышит слова, озвучивающие ее обреченное будущее. «У вас положительный результат». И отрабатывает свою реакцию: сильная, ледяная, даже задиристая. «Да, я так и знала». Потом она переходит к представлению первых симптомов, к тому, что не выйдет замуж и не родит детей, к тому, как живет в лечебнице и умирает в одиночестве.

Упоение мрачными историями ей не на пользу, и она это понимает. У нее есть средство это прекратить. Если мысли могут порождать страх, то и уничтожать его они могут. Но по какой-то болезненной причине она предпочитает его сохранять. Она купается в страхе, и в этом есть какое-то неправильное удовольствие – как съесть противень брауни, когда сидишь на детоксе соком, или утащить кусочек бекона, хотя ты веганка.

– Как ты? – спрашивает ее отец.

Она уже готова выдать свой бравый ответ, свою опрятную ложь. «Хорошо», – лежит у нее на языке, но внезапно его вкус делается невыносим.

– Я боюсь, пап.

Она смотрит на свои ботинки, на пятки, спокойно стоящие на земле. Смотрит на ноги отца. Пятки вверх, пятки вниз, стук мыском.

– Знаю, родная. Я тоже боюсь.

Раньше он попытался бы наскоро прикрыть ее страх чем-то, что окажется под рукой, вроде пластыря с «Хелло Китти» поверх ссадины. Как большинство отцов, стремящихся защитить своих девочек, он попытался бы уничтожить страх, спрятать его или отрицать – сделать что угодно, чтобы почувствовать, что устранил проблему. «Не бойся. Бояться нечего. Не волнуйся. Я все улажу». А она бы так и боялась и осталась бы наедине со своим страхом. Но сегодня, к ее изумлению, он входит в ее страх вместе с ней.

Кейти пододвигается к нему, бедро к бедру, и обнимает его за плечи. Он тоже ее обнимает. Бояться вдвоем не так страшно.

– Я думал про вас с Феликсом, – говорит отец. – Если решишь, что хочешь переехать в Портленд, считай, я тебя благословил. И мама тоже.

– Да?

– Живи своей жизнью, родная. Что бы ни случилось, она слишком коротка. Делай то, что хочешь, без сожалений и без вины.

Отец потрясающе справляется, он живет с БХ, подавая пример своим детям, но подобная перемена настроения оказывается для Кейти полной неожиданностью. Она благодарна ему за благословение, но сложить вещи ей мешает не родительское неодобрение, а тяжелая черная масса внутри; это она не дает ей разрешения ехать.

– Ты не устаешь меня удивлять, пап.

– А ты что, думала, только твои йоги просветленные?

Кейти смеется. Ее улыбка отражается в его глазах – вот он, ее отец. Она видит в его глазах любовь, стоит только посмотреть.

– Ты хочешь сказать, копы тоже просветленные? – дразнится она.

– А то. Нам не разрешают надеть форму, пока не пройдем обучение дзену.

Она снова смеется.

– Идем туда, – говорит папа, кивая в сторону тропинки.

Мощеная дорожка неровная и извилистая, Кейти следит за каждым опасным шагом отца, не зная, найдется ли у нее еще пластырь, если отец вдруг упадет, но они доходят до конца дорожки без происшествий. Перед ними небольшой фонтан, мелкий прудик в круглом бетонном резервуаре со скромной струйкой, бьющей из середины. За фонтаном открывается знакомая панорама небоскребов, Бостонского правительственного центра и финансового района.

– Красивый город, – говорит папа, глядя вдаль.

– Да, – отвечает Кейти, думая, что он ничего, и гадая, как может выглядеть Портленд.

– У меня для тебя кое-что есть, – говорит папа, засовывая руку в карман брюк.

Он достает четвертак и протягивает его Кейти на ладони.

– Возьми, на счастье.

Отдавая Кейти четвертак, он на мгновение задерживает ее руку в своей.

– Спасибо, пап.

Кейти зажимает четвертак в кулаке и закрывает глаза. Представляет черную массу страха в своей груди, вдыхает глубоко, как только может, а потом выдыхает, выталкивая черную массу через рот, выпуская ее. Потом она открывает глаза, поворачивается и бросает четвертак в фонтан.