Семья О’Брайен - [53]

Или нет. Феликс не заслуживает жены, которая обречена заболеть этой страшной болезнью. Не заслуживает жены, о которой ему придется заботиться – кормить ее, возить в инвалидном кресле, менять подгузники, хоронить ее – к пятидесяти годам. Она думает о своих родителях и начинает представлять их ближайшее будущее. На мгновение зажмуривается и стискивает зубы, прогоняя встающее перед глазами.

Зачем Феликсу такое будущее, если знать о нем с самого начала? Ее родители, по крайней мере, прожили двадцать лет, ни о чем не зная. Никого нельзя нагружать такой поклажей еще до начала пути.

Понимание больно ударяет ее, в ней вздымается непреодолимое желание плакать, пережимает горло. Она несколько раз сглатывает, скрипя зубами, сдерживаясь. Может быть, положительный результат на БХ будет лучшим оправданием, неопровержимым доказательством того, что ее нельзя любить.

– Не знаю. Все эти вопросы касаются того, до чего мне еще далеко. Вы не женаты, – говорит Кейти, словно обвиняя Эрика в чем-то. – Планируете?

– Когда-нибудь хотелось бы, – отвечает Эрик.

– Сколько вам лет?

– Тридцать два.

– Так, ладно, вот вас может сбить автобус, когда вам будет тридцать пять. Насмерть. Сразу. Вы все равно будете строить планы? Все равно будете хотеть когда-нибудь жениться?

Эрик кивает.

– Я понимаю ваш пример, и вы правы. Мы все умрем. И кто знает, может, меня и собьет автобус, когда мне будет тридцать пять. Разница только в том, что я не сижу у кого-то в кабинете, прося консультанта, или врача, или ясновидящего сказать мне, примерно когда и как именно я умру.

Кейти вспоминает последнего призрака из «Рождественской песни», мрачного жнеца, указывающего на будущее надгробие Скруджа. Она так и не прочла книгу, как требовалось для урока английского, посмотрела вместо этого несколько киноверсий по телевизору – каждый год на Рождество. Скрудж в ночной рубашке и колпаке, дрожащий в своих тапочках, умоляющий о другом исходе. Эта сцена ее всегда до смерти пугала, из-за нее ей снились яркие кошмары, когда она была маленькой. Теперь кошмар стал явью, а страшного призрака зовут Эрик Кларксон. На нем даже рубашка черная. Только капюшона и серпа не хватает.

– Я не понимаю, почему должна отвечать на эти вопросы. Мое дело, что я стану делать с этими сведениями и как буду жить. Если я дам неверный ответ, вы что, скажете мне, что мне нельзя узнать?

– Нет неверных ответов. Мы не откажем вам в проведении анализа. Но мы хотим, чтобы вы поняли, что вам предстоит, и у вас были средства с этим справиться. Мы чувствуем некоторую ответственность за то, как вы отреагируете.

Она ждет. Эрик ничего не говорит.

– И что дальше? – спрашивает она.

– Если вы по-прежнему хотите продолжать и выяснить, можете вернуться через две недели или в любое время после этого срока. Мы снова поговорим, посмотрим, как у вас все уложилось в голове, и если вы не передумаете узнавать, я провожу вас в лабораторию, и у вас возьмут кровь.

Она сглатывает.

– И тогда я узнаю?

– Тогда вы вернетесь через четыре недели, и я сообщу вам результаты анализа.

Она подсчитывает в уме. Шесть недель. Если она все пройдет, то к концу лета будет знать – положительный у нее результат на БХ или отрицательный.

– А вы не можете просто сказать мне по телефону?

– Нет, все должно произойти здесь. Вообще-то мы хотим, чтобы с вами кто-то пришел, чтобы поддержать вас. Не кто-то из ваших братьев или сестра, потому что они могут слишком болезненно воспринять новость о вас, учитывая, что у них тоже есть риск. Я также не рекомендовал бы Джей Джея или вашего отца. Приводите мать или друга.

Она не возьмет маму. Если новости будут плохими, мама расклеится хуже, чем Кейти. Кончится все тем, что она будет поддерживать мать, а не наоборот. Другие возможности ее также не привлекают. Феликс. Андреа. Еще кто-то из преподавателей в студии.

– Но никто, кроме членов семьи, не знает. Я не могу просто прийти одна?

– Я не рекомендую.

– Но это неправило.

– Нет.

Она не может представить, кого привести, но это еще через два приема. Может быть, к тому времени она расскажет Феликсу. Может быть, не захочет узнавать. Может, даже не станет продолжать. Многое может случиться за шесть недель. Если она явится на последний прием, в решающий день, она или найдет, кого позвать, или придет одна. Перейдет через мост, когда доберется до него.

Правда или желание, девочка. Что ты выберешь?

Глава 17

За окном спальни Кейти блеклый, бесцветный, мрачный день, точно отражающий ее настроение. Она смотрит в телефонный календарь. Сегодня 30 сентября. Кейти могла бы сходить на второй прием к консультанту по генетике два месяца назад, но не пошла. Только что звонил Эрик Кларксон. Сообщение от него было ласково-небрежным, словно он уговаривал стеснительного ребенка не прятаться за маминой ногой, он напоминал, что по-прежнему готов ее принять и поговорить с ней, если она все еще борется с идеей пройти генетический анализ. Не надо ему было звонить. Она думает об Эрике Кларксоне, наверное, больше, чем о Феликсе, и это нехорошо по многим причинам. Она знает, что он на работе, и знает, как с ним связаться. Она стирает сообщение.