Семья Наполеона - [56]

15 декабря бонапартовский клан, включая и обоих Богарне, встретился в Тюильри на семейном совете. Разумеется, Мюраты сочли свое присутствие обязательным, так же, как и «мадам мать» и Полина, хотя король Жозеф был вынужден пропустить столь важное событие. Евгений с сестрой присутствовали, чтобы поддержать мать, хотя Гортензия рыдала на протяжении всего совета. С редкостным лицемерием, впрочем, и королева Неаполитанская для приличия тоже уронила несколько слезинок. Императрица поднялась, чтобы зачитать речь, продиктованную ей Наполеоном, в которой она соглашалась на развод.

«С разрешения моего августейшего и возлюбленного супруга я обязана заявить, что, поскольку более не питаю надежд родить детей, способных продолжать его политику в интересах Франции, я с готовностью выражаю ему величайшее свидетельство любви и преданности, какое когда-либо предлагалось…» Не дочитав до конца, Жозефина потеряла самообладание и разрыдалась. Эффект оказался непревзойденным. Галантный Евгений, выйдя из комнаты, упал без чувств. Церковный суд, хотя и без одобрения папы, раболепно объявил брак недействительным, так как этот союз был тайно освящен перед императорской коронацией и при его заключении не было полагающихся свидетелей, а священник, не кто иной, как кардинал Феш, не получил на то полномочий. Сообщая о разводе, журнал «Монитер» писал, должно быть, с высочайшего одобрения: «Император плакал». Два дня спустя, поначалу лишившись чувств, когда Наполеон пришел попрощаться с ней, Жозефина покинула Тюильри и двинулась в карете под проливным дождем в Мальмезон, чтобы найти там пристанище. «Старушенции», как называли ее солдаты бывшего супруга, было только сорок шесть. Она сохранила за собой титул императрицы, бесчисленные поместья, все свои драгоценности и ежегодный доход в три миллиона франков золотом. Помимо этого, она получила еще один титул — герцогини Наваррской (далеко не заурядный, если учесть, что Бурбоны именовали себя королями Франции и Наварры). Более того, ее театральное поведение расположило к ней симпатии широкой публики, причем не только во Франции, но и во всем мире. В один прекрасный день Бонапартам станет ясно, что они одержали пиррову победу, повлекшую за собой их собственное крушение. «Каждый во дворце не преминет раскаяться в день, когда она покинет нас…, — пророчески заметил Талейран мадам де Ремюза. — Когда какая-нибудь заморская принцесса явится сюда, чтобы занять ее место, уверяю, от вас не скроется враждебность между императором и его придворными. Мы все будем в проигрыше».

Наполеон потому так долго тянул с разводом со своей бесплодной супругой, что надеялся получить в жены русскую княжну, а русские упорно отказывались пойти ему навстречу. Династический альянс с русским царем мог привести к созданию Европы, в которой были бы только две столицы — Париж и Санкт-Петербург.

У Александра I имелась сестра брачного возраста, Великая княжна Екатерина, но ее с подозрительной поспешностью выдали замуж за герцога Ольденбургского. Другая сестра, Великая княжна Анна, была еще ребенком, а французский император, разумеется, не мог ждать. В январе 1810 года он созвал в Тюильри очередной семейный совет, чтобы обсудить возникшую проблему. На недавно освободившийся пост императрицы были предложены три кандидатки: малолетняя русская Великая княжна, дочь короля Саксонии и австрийская эрцгерцогиня Мария-Луиза. Наполеон уже заранее остановил свой выбор на последней. Ей было восемнадцать, и, согласно донесениям, она была хороша собой и здорова. Причем ее отец был австрийским императором, а тетка Мария-Антуанетта королевой Франции — деталь, магически действующая на потенциального жениха. Он остался глух к возражениям Мюрата, что она могла возродить печальную память о той австриячке. Несомненно, на взгляды короля Иоахима повлиял и тот факт, что второй теткой-эрцгерцогиней была королева обеих Сицилий Мария-Каролина, жившая в изгнании в Палермо. Наполеон недальновидно пренебрег предостережениями, что этот шаг отдалит от него тех деятелей революции, что пока еще оставались верны ему, и что «в течение двух лет Франция окажется втянутой в войну против одного из двух императорских домов — против того, на чьей дочери не женится император». Но Наполеон был ослеплен своей наивной верой, что подобный альянс, которому Господь пошлет сына и наследника, наконец-то даст ему пропуск в крошечный заколдованный круг монархов «старого режима» и что великие сеньоры дореволюционной Франции примут его как законного правителя. Он был далеко неискренен, заявляя с напускной прямотой: «В конце концов, я женюсь на утробе». Он убедил себя, что Австрия теперь заинтересована в сохранении его режима, что бы ни случилось, а Россия, возможно, присоединится к альянсу трех императоров. Этот выдающийся политический реалист позволил, чтобы его здравые суждения затмило, грубо говоря, примитивное продвижение по иерархической лестнице. Австрийцы оказались, на его счастье, весьма сговорчивыми; приятное отличие от упрямого русского царя. Меттерних, ставший к тому времени министром иностранных дел, советовал императору Францу пожертвовать дочерью, чтобы обеспечить себе мирную передышку «дающую нам возможность заново набраться сил».