Семья Малаволья - [50]

— Лжец! — кричала Святоша. — Убийца, разбойник, враг божий!

И дон Микеле перестал сам показываться в трактире и довольствовался тем, что посылал за вином, и, из любви к спокойствию, выпивал его в лавочке Пиццуто, наедине со своей бутылкой.

Массаро Филиппо, вместо того, чтобы радоваться, что лишнюю собаку отогнали от кости Святоши, заступался за дона Микеле и старался их помирить, так что никто больше ничего не понимал. Но это была только потеря времени.

— Разве вы не видите, что он где-то пропадает и не показывается больше? — восклицала Святоша. — Вот и верно, что все это правда, как правда то, что есть бог! Нет, я и слушать об этом не хочу, если бы даже мне пришлось закрыть трактир и вязать чулки.

У массаро Филиппо от злости делалось горько во рту, и он отправлялся к дону Микеле на пост охраны или в лавочку Пиццуто, чтобы, как святого, умолять его прекратить эту ссору со Святошей, — ведь они же были друзьями, а теперь заставляют людей только сплетничать, — и обнимал его и тащил за рукав. Но дон Микеле упирался, как мул, и отказывался. А все, кто был здесь, упивались этим зрелищем и замечали, что массаро Филиппо молодец, как бог свят!

— Массаро Филиппо нужен помощник, — говорил Пиццуто. — Разве вы не видите? — Эта Святоша готова была бы закусить и дядюшкой Крочифиссо.

А Святоша в один прекрасный день надела мантилью и отправилась на исповедь, хотя и был понедельник, и трактир был полон народу. Святоша ходила на исповедь каждое воскресенье и, уткнувшись носом в окошечко исповедальни, целый час промывала свою совесть, потому что любила держать ее чище своих стаканов. Но на этот раз донна Розолина, которая ревновала своего брата, священника, и сама часто исповедывалась, чтобы не спускать с него глаз, ожидая на коленях своей очереди, разинула от удивления рот, что у Святоши столько грехов на совести, и заметила, что брат ее, священник, сморкался по крайней мере раз пять.

— Что такое было сегодня со Святошей, что она без конца исповедывалась? — спросила она поэтому у дона Джаммарья, когда они сидели за столом.

— Ничего, ничего, — отвечал ей брат и протянул руку к блюду.

Но, зная его слабость, она не снимала крышки с миски и мучила его, засыпая вопросами, и бедняге пришлось сказать-таки, что это тайна исповеди, и, уткнувшись носом в тарелку, он так поглощал макароны, как будто двое суток был лишен этого божьего дара, и в таком количестве, что они ему пошли только во вред; он все время бормотал про себя, что его никогда не оставляют в покое. После обеда он взял шляпу и плащ и отправился навестить Цуппиду.

— Тут что-то есть! — твердила свое донна Розолина. — Тут, под тайной исповеди, должна скрываться какая-то грязная история с сестрой Марьянджеллой и Цуппидой.

И села у окна последить, сколько времени брат пробудет у кумы Венеры.

Цуппида была вне себя от ярости, когда услышала, что ей передавала через дона Джаммарья сестра Марьянджелла, и принялась кричать на галлерейке, что ей чужого не надо, пусть это Святоша хорошенько запомнит! — и что тем самым веретеном, которое у нее в руках, она выцарапает глаза дону Микеле, если увидит его на своей улице; хотя он и носит пистолет на животе, но она не боится ни пистолетов и никого, а дочь свою она не отдаст за человека, который ест хлеб короля и шпионит, да к тому еще смертным грехом грешит со Святошей, ей это под тайной исповеди сказал дон Джаммарья, но для нее тайна исповеди не дороже стоптанного сапога, раз задевают ее Барбару, — и так ужасно ругалась, что Длинная и двоюродная сестра Анна должны были закрыть двери, чтобы не услышали девушки; а мастер Кола, ее муж, под стать ей, тоже кричал:

— Если мне наступят на хвост, я за себя не отвечаю, как бог свят! Я не боюсь ни дона Микеле, ни массаро Филиппо, ни всей этой шайки Святоши.

— Молчите! — прикрикнула на него кума Венера, — не слышали вы, что ли, что массаро Филиппо не путается больше со Святошей?

Другие, напротив, продолжали утверждать, то массаро Филиппо помогает Святоше читать молитвы, — это видел Пьедипапера.

— Ну, вот! И массаро Филиппо тоже нужна помощь! — повторял Пиццуто. — Разве вы не видели, как он приходил просить и умолять дона Микеле помочь ему?

В аптеке дон Франко нарочно собирал народ, чтобы посудачить об этом приключении.

— Я вам говорил, правда? — все они такие, эти святоши с чортом под юбкой. Хороша работа, а? Двое за-раз, чтобы составить пару. Теперь, когда дону Микеле дали медаль, они повесят ее вместе с медалькой Дочерей Марии, которую носит Святоша.

И высовывал из дверей голову, чтобы посмотреть, нет ли наверху, у окна, его жены.

— Э! Церковь и казарма! Трон и алтарь! Всегда одна и та же история, говорю я вам!

Он не боялся ни сабли ни кропила; и на дона Микеле ему было наплевать, так что, когда Барыни не было у окна и она не могла слышать, что говорили в аптеке, он уж ему промывал косточки; но донна Розолина задала своему брату хорошую головомойку, как только узнала, что он вмешался в эту историю, потому что нужно дружить с теми, кто носит саблю.

— Дружить с ними, как же! — отвечал дон Джаммарья. — С теми, кто у нас изо рта вырывает хлеб? Я исполнял свой долг. Я не нуждаюсь в них. Скорее они нуждаются в нас.