Семья Буссардель - [6]

Но Флоран смотрел на вещи по-другому. Он полагал, что противники прежде всего солдаты, и, несомненно, способен был заявить, что маршал Блюхер прежде всего маршал. Словом, у него были свои доводы, которые Лидия положа руку на сердце не могла признать сколько-нибудь основательными, тогда как ее молодому супругу они казались самой очевидностью. Флоран и раньше и теперь служил в национальной гвардии, а там обо всем умели судить беспристрастно.

Взойдя на террасу Фельянов, Лидия у дверей ресторана вновь заколебалась и отвела мужа в сторону. Как же быть с Батистиной? В обычной ресторации она могла бы сесть за стол вместе с хозяевами, так же как дома, потому что она кормила детей. Ну, а здесь? И притом лишний расход!.. - Возражения не смутили Флорана: перед расходами в такой день не стоит останавливаться. Лидия задумалась. Да разве можно привести в такое роскошное заведение девушку в фартуке, в деревенском чепце? Молодая мать обстоятельно и охотно обсуждала вопрос, она радовалась возобновлению таких приятных ее душе хозяйственных забот, говоривших о возвращении прежней жизни. Флоран, который в семье считался многоопытным парижанином, заверил, что присутствие за завтраком няни не будет неуместным, и заключил спор коротким замечанием:

- Это принято.

Против такого аргумента Лидия возражать не могла. Маленький отряд Буссарделей построился и вошел в ресторан.

Перед их взорами открылся первый зал, украшенный цветами, позолотой, облицованный мрамором, весь сверкающий зеркалами, но еще пустой. Не пришли ли они слишком рано? Расспросили кассиршу. Она объяснила, что обычно посетители приходят немного позднее: теперь в моде завтракать не раньше чем в полдень.

Флоран огорчился: в его знании света оказался пробел. Он предложил еще немного прогуляться по саду, но Лидия отказалась, сославшись на усталость, и сбросила с плеч бурнус. Все сели за стол. Девочки проголодались, но им велели потерпеть: если сейчас приступить к еде, то они уже успеют позавтракать к тому времени, когда явятся Посетители, и придется освободить место. Флоран пока не стал брать у лакея меню. Все семейство сидело за столом, чинно положив руки на скатерть, и молча ждало.

Оживление в ресторане действительно началось лишь около полудня. Первыми явились иностранные офицеры - сразу же пришло четверо и сели за оставленный для них столик, неподалеку от Буссарделей. Оказалось, что это русские, все четверо очень высокие, в сверкающих золотом мундирах, но очень свирепого вида; они шли, звякая шпорами, и смотрелись в зеркала, висевшие по стенам. Усевшись за столик, они принялись разглядывать Лидию. Та осторожно отворачивалась. По возвращении в Париж она научилась держаться с холодным достоинством, обескураживая тех нахалов, которых нельзя было оборвать.

Время шло; почти все столики уже были заняты; через зал прошла группа каких-то мужчин в штатском. Лакеи и метрдотель чрезвычайно почтительно кланялись этим гостям. Они поднялись по лестнице, которая вела в отдельные кабинеты.

- Как будто знакомые лица, - заметил Флоран.

И он поманил к себе лакея.

- Кто эти господа?

Оказалось, что все они финансисты. Наклонившись, лакей прошептал Флорану на ухо их имена.

- Ого! - пробормотал Флоран, удивленно поднимая брови. И в свою очередь, наклонившись к Лидии, шепотом сказал: - Уврар!..

Произнося это имя, он испытывал сложное чувство: тут было и подозрение, и осторожность, и суеверие, уважение, смешанное с неуважением, и многие другие смутные ощущения.

Лидии было известно, кто такой Уврар. Хотя она и не воображала себя особой, сведущей в деловой жизни и в финансах, но ведь отец ее был коммерсантом, правда не очень крупным, в ее образование входило умение вести счетные книги, и она кое-что смыслила в хозяйственных вопросах. Она по-своему судила о финансистах, чьи имена встречала в газетах и о чьих предприятиях ей рассказывал Флоран, возвращаясь из ведомства. Да и вообще, вряд ли в 1815 году нашелся бы в Париже хоть один человек, ничего не слыхавший об Увраре. Вот уже двадцать лет под перекрестным огнем завистников, в облаках фимиама, воскуряемого почитателями, он занимал публику своей особой. Он то возносился на вершину славы, то попадал в немилость, бывал то банкротом, то богачом. Какое бы будущее ни ожидало Францию, но уж Уврару-то, во всяком случае, судьба уготовила много неожиданностей. Флоран долго смотрел на ступени лестницы, по которой поднимался знаменитый поставщик провианта для армии.

- В финансовых делах началось оживление, - сказал Флоран, понизив голос. - Уж этот Уврар! Живо выскочит на самый верх. А ведь, помнится, он четыре года просидел в тюрьме.

- Но, мой друг, после того император приблизил его к себе. Значит, надо думать...

- Ну, что там!.. Такие господа как раз в тяжелые времена и процветают, умеют ловить рыбку в мутной воде. Обязательно появляются на сцене, когда хозяйство страны расшатано.

- А ты как бы хотел?

- Да хотел бы, чтобы не только им одним пенки снимать!

Буссардель старший воспитал сына в правилах благоразумия

и строжайшей честности. Достигнув высоких постов на службе в Таможенном управлении, отец хотел увлечь и сына на свое поприще. Но юноша обладал бойким характером, предприимчивостью и некоторым пониманием финансовых дел. Бесспорно, он проявлял в этой области изобретательность и высказывал правильные суждения. Пожалуй, он не без основания утверждал, что прекрасно усвоил дух времени. Словом, при таком незаурядном уме он мог позволить себе любые притязания, и отец согласился на то, чтобы сын пошел не по таможенной части, а поступил в фондовое управление. Новичок быстро продвинулся там. Первые и такие ранние успехи льстили ему, но отнюдь не утолили его аппетитов. В сердечных делах этот молодой буржуа с несколько чопорными манерами довольствовался спокойною привязанностью к собственной супруге, зато он горел честолюбивыми вожделениями и имел все шансы добиться успеха, так как его честолюбие обращено было на чисто материальные блага, а вовсе не на первенство в духовном мире.