Семнадцать каменных ангелов - [29]

Она наморщила бровь, продолжая придерживать губами соломинку:

– На вкус как сено!

Фортунато округлил глаза и пробормотал в потолок:

– И зачем только мне прислали эту гринго!

Она рассмеялась и допила мате, он налил воды в свою калебасу.

– Простите меня, Афина, но вы сказали, что ваш отец умер недавно от рака, какой рак это был?

– Печени. Он прожил три месяца после того, как ему поставили диагноз.

Он покачал головой:

– Terrible![49] Какой он был человек, ваш отец?

Она на мгновение задумалась:

– Он вам понравился бы. Он был очень скромным человеком. Очень щедрым. Работал в страховой компании. Среди прочего – расследовал мошеннические иски.

– А! Выходит, своего рода полицейская работа.

– В известном смысле. Но со временем у него начались неприятности, потому что его компанию приобрела другая компания. Новые хозяева вели более агрессивную политику относительно отказа в удовлетворении исков, даже тех, которые он считал законными. Кончилось тем, что при рассмотрении в суде иска к компании он дал показания против нее и его отправили на пенсию. И в свои шестьдесят лет он уже больше ни на что не мог рассчитывать.

Фортунато на мгновение задержался на этой мысли:

– Но он никогда не сожалел о своем решении, нет?

– Никогда. – Задумчивая сосредоточенность сменилась у нее неловкой улыбкой. – Но я всего этого до самого недавнего времени не понимала. Я все время подшучивала над ним за то, что такой преданный компании человек…

– Это можно простить. Вероятно, это от него у вас такое пристрастие к правде. – Он снова передал ей тыквочку. – Порой, когда из жизни уходит кто-то важный для вас, это заставляет всматриваться в себя и побуждает задуматься о том, что вы по-настоящему хотите делать в жизни. Для вас, такой молодой, по крайней мере это не так уж плохо. У вас еще есть время что-то сделать.

– А у вас?

– Мой отец умер, когда мне было восемь лет. У меня в памяти не сохранилось ничего определенного.

– А ваша жена? Ее смерть заставила вас что-нибудь переосмыслить?

– Переосмыслить? – Прозвучав на обыденной кухне, вопрос вдруг приобрел остроту, к какой Фортунато не был готов. Он взбудоражил его, и Фортунато встал, чтобы принести из буфета печенье. – Мне почти столько же лет, сколько было вашему отцу, когда он ушел на пенсию, – проговорил он. – С высоты моего возраста можно переосмысливать разве только, взять ли мясной подливки или оливкового соуса для спагетти.

Афина взяла печенье, откусила половинку и наклонила голову к плечу. Под этой частью разговора была подведена черта.

– Что касается следствия, – начала она, – мне хотелось узнать побольше о том, что Роберт Уотербери делал здесь перед тем, как его убили. Его жена говорила, что он обычно встречался со своим старым приятелем по «АмиБанку». Его звали Пабло. Если бы вы нашли его, он мог бы что-нибудь рассказать нам.

Опять она с этим «АмиБанком»! «АмиБанк», который, как пишут в газетах, соперничает с Карло Пелегрини! Фортунато вспомнил, что, ведя наблюдение, они проследили встречу Уотербери в «АмиБанке». Афина была права. Пабло и в самом деле мог бы им что-нибудь рассказать. Он выпустил изо рта соломинку:

– А как фамилия Пабло?

– Она не знала. Только какой-то Пабло.

– Он все еще работает там?

– Его жена не знала.

Он задумчиво вскинул голову:

– Неплохая мысль. Но в Буэнос-Айресе бездна Пабло, и нам неизвестно, работал ли данный Пабло в «АмиБанке» или в каком-нибудь другом банке. Наверное, можно просмотреть документы «АмиБанка» десятилетней давности и запросить головной офис в Нью-Йорке. Через какое-то время… Вы здесь на месяц? На шесть недель?

– На неделю. Официально.

Он опустил уголки губ, как будто ожидал большего:

– Это очень мало. – Он сделал паузу, чтобы она прониклась значением его слов, и отхлебнул мате. – Но я знаю другой путь, по которому, возможно, все пойдет быстрее. – (Доктор с надеждой подняла брови.) – Позвольте мне быть откровенным. Здесь, в Буэнос-Айресе, наши технические возможности просто мизерные. Очень редко удается раскрыть преступление с помощью отпечатков пальцев и того подобного. Больше того, хороший полицейский должен обзавестись своими источниками информации. Это особое искусство. И поскольку я из этого района, работаю здесь не один год, – он тряхнул головой, – то уже начал выяснять. Дайте мне несколько дней, чтобы я мог поработать поглубже. А там увидим, что у нас получится.

– Ну а что буду делать я, пока вы всем этим занимаетесь?

Он пожал плечами:

– Познакомьтесь с Буэнос-Айресом. Зайдите в кафе «Тортони», это очень знаменитое литературное кафе, ему уже больше ста лет. Сходите на представление в «Театр Колумба». Съездите на знаменитое кладбище на Ла-Реколета, где хоронят богачей. – Он раскинул руки. – Поплавайте в водах города.

Глава девятая

В разгар предвечерней суеты на Авенида-Корриентес, с ее неоновым водопадом и отдающимся от роскошно отделанных фасадов прошлого века хором автомобильных гудков, Афина считала номера, которые отделяли ее от Рикардо Беренски. Калье-Бразил, Калье-Парагвай. Ее обтекали красавцы аргентинцы с возбужденными, заигрывающими или вопрошающими лицами. Здесь, казалось, эмоции выплескиваются почти наружу. Люди не стараются отвести взгляд, как делают в Вашингтоне или Нью-Йорке, а на миг смыкают глаза, как бы бросая вызов или подманивая. Можно было подумать, что в этом месте в любую минуту можно влюбиться, но в то же время казалось, будто у всех здесь разбитое сердце.