Семнадцать «или» и другие эссе - [6]
Но как раз это ему не удалось. Исаак влез на костер, потому что отец попросил его подправить какую-то несущественную деталь. В этот момент Авраам поднял тяжелый бронзовый меч, которым привык с размаху забивать вола. И в тот самый миг раздался решительный окрик ангела: «Остановись!» И сразу после него прозвучал другой крик ужаса и потрясения: это Исаак оглянулся и увидел отца, застывшего с поднятым оружием, с беспощадным блеском в глазах, со стиснутыми губами и выражением фанатичной решимости на лице. Исаак издал протяжный крик и упал наземь, потеряв сознание.
Бог благодушно усмехнулся и похлопал Авраама по спине.
«Хорош, - одобрил он. - Теперь я знаю, что по моему приказу ты не пощадишь и родного сына». После чего повторил прежнее обещание размножить его народ и оказывать помощь в уничтожении врагов: «За то, что ты услышал мой голос».
На этом история кончается. Хотя она могла иметь два разных финала. Если бы Исаак в последнюю минуту не обернулся, то мог бы вообще не заметить, что случилось. Мог бы через минуту сойти с костра и увидеть отца с мечом, воткнутым в землю, как он делал это, заколов барана. И тогда вся история разыгралась бы без ведома Исаака. Дело между Авраамом и Богом закончилось бы без дальнейших последствий, послужив иллюстрацией определенного метода воспитания. Однако, Исаак обернулся и увидел. Авраам был доволен, потому что заслужил одобрение Бога, обрел уверенность в будущем величии, да и сына сохранил. Все закончилось благополучно, и в семье много смеялись по этому поводу. Исаак отделался легкой травмой: с того времени он нетвердо держался на ногах, и его тошнило при виде отца. Но, в общем, жил он долго и счастливо.
Мораль: какой-нибудь гнилой интеллигент, истеричный плакса может сказать, что с точки зрения морали не играет роли, убил ли Авраам сына или только занес меч, чтобы убить его. Однако мы с Авраамом придерживаемся иного мнения - ведь мы настоящие мужчины. Мы оцениваем результаты и знаем, что не играет роли, хотел он убить, или не хотел, раз, в конце концов, не убил. Потому и смеемся до упаду над удачной шуткой Бога. Ведь сами же знаете, он парень классный.
Исав или:
Отношение философии к торговле
Несколько поколений потомков Авраама, как и сам Авраам, имело бесплодных жен. Эту странную закономерность регулярно нарушало вмешательство Бога: он каждый раз как-то так улаживал дело, что дети все-таки рождались. Сначала это был случай Ревекки, жены Исаака. Она, с Божьей помощью, родила двойню - сильного косматого Исава и гладенького Иакова.
Исав, любимец отца, был парень угрюмый и неразговорчивый, целые дни проводил на охоте, избегал людей и, стыдясь своего уродства, еще усугублял его своею необщительностью. Весь день он трудился - охотился или пахал землю. Другое дело Иаков: холеный, красивый, хорошо причесанный, остроумный, своими шутками он умел рассмешить любую компанию, время проводил на прогулках и в играх, иногда от нечего делать помогал по дому матери. В общем, был маменькин сынок.
Однажды, когда Иаков готовил себе ужин, Исав, вернувшийся с работы голодным и усталым, попросил у него поесть. И была заключена всемирно известная сделка: Иаков согласился уступить брату свой ужин взамен на первородство. Исав не отличался хорошими манерами и редко общался с людьми, а потому имел склонность к философии. Вот он и начал размышлять: «Ну, что такое первородство? Да, я родился раньше, Пусть всего на минуту, но раньше. Это факт, который относится к прошлому. Уступить первородство - значит изменить прошлое, а ведь это невозможно. Кто будет платить за обещание изменить прошлое? И ведь нашелся же такой дурак. Если рассуждать здраво, дело ясное: если можно получить нечто взамен на то, что в чьем-то сознании изменится прошлое, то стоит взять за это хоть бы миску чечевичной похлебки. Но ведь на самом-то деле, то, что было фактом, не перестанет быть фактом в результате более позднего решения, принятого в силу нашей договоренности. (Исав был сторонником гносеологического реализма и твердо верил в необратимость отношений временной последовательности, то есть в односторонность времени и неизменяемость прошлого). Значит, факт моего первородства останется неизменной реальностью, а все изменение будет заключаться в том, что Иаков заявит, что он первенец. Значит, я получаю плату за фиктивное, чисто бюрократическое изменение, то есть такое, которое не касается сути вещей. А философию интересует суть, а не название, следовательно, я могу спокойно осуществить обмен».
Однако, Иаков, который тоже был философом, но будучи бездельником, стал идеалистом и прагматиком, рассуждал иначе. «Что значит прошлое как таковое? Само понятие подразумевает, что это что-то, что только было, а значит, перестало быть, то есть то, чего вообще нет. Если прошлое где-то и существует, то только в моем или чьем-то еще сознании. Говорить, что существует какое-то прошлое, несмотря на то, знает о нем кто-нибудь, или нет, не имеет смысла. Прошлое относится к сознанию, и вне сознания не существует. Значит, прошлое можно изменять - достаточно изменить осознание прошлого, и прошлое также подвергнется изменению. Значит, достаточного того, что я, а также некоторое число других людей, поверят в мое первородство, и я стану по-настоящему первенцем.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.