Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи - [3]

– КНИГУ-ТО, КНИГУ БЕРЕГИ!!! ТАМ СЛОВА, В КОТОРЫХ ИСТИНА!

– Какую книгу? – с запоздалым любопытством вслух подумал Кирилл. Мир жреца тонул во мгле.

– КНИГУ МЕРТВЫХ! – проскрипело над ухом.

Было холодно. Под ногами, засасывая и налипая на ступни, хлюпала жидкая глина, скользкая, как мыло. Небо покрывали свинцовые тучи. Мелко моросил дождь с крупинками снега. Поздняя осень с ранней зимой. Еще не все деревья сбросили красные и желтые листья. Или это был тот самый первый снег, после которого зимы оставалось ждать еще месяц. Промозглая слякоть поднималась колючим белым туманом, заполняя низины небольшой извилистой реки, вдоль которой вилась натоптанная и изрезанная ободами колес дорога, срезая по пойменным лугам.

Кирилл с трудом передвигал ноги, спина горела от ударов, губа распухла, глаза заплыли, перебитое колено почти не разгибалось.

Рядом, нестрогой колонной по трое, шли такие же связанные по рукам люди в рваных одеждах, едва прикрывающих изможденные тела. Многие, как и он, шли босиком, изранив ноги в кровь. Много, очень много людей, измученные дорогой, и кто-то тащил его вперед, поддерживая сбоку и сзади. Старики, женщины, совсем дети, крепкие мужчины и молодые парни. Колонна растянулась на пару сотен метров. С обеих сторон их сопровождали хорошо одетые вооруженные люди с мечами и на конях, без устали работая плетками, подгоняя людей картавыми криками и бранью.

– Немцы что ли? – ни к кому не обращаясь, в ужасе сжался Кирилл.

Интуитивно он почувствовал, что сбылось то, о чем предупреждал юноша.

Или ему показалось… Юноша и жаркое солнце уплывали из памяти, как сон.

– Да нет, – услышал он рядом, – Золотая Орда… Здорово тебя приложили! Думали, не оклемаешься. Давай-ка теперь сам, – отпустил его мужчина, что шел рядом и тащил под руки.

– Как зовут-то тебя? А то не имени, ни отчества… Наш, не наш?

– Кирилл, – машинально ответил Кирилл, обдумывая услышанное. И вдруг брови его поползли вверх. – Какая Орда?

– М-да… совсем память парню отшибло, – проговорили справа, хохотнув. – Орден такой, христианский… Тут не только германцы и скандинавы, сброд со всего света, и все без роду-племени. Замерз, поди? – заботливо поинтересовались у него сзади. Обернуться не получилось, веревка стягивала шею и руки. – Что ж ты на самой дороге-то упал? Кто в наше время по дороге ходит? Мог бы в лесочке. Авось, прошли бы мимо, а теперь, вот, с нами.

Кирилл кивнул, обнаружив, что привычной одежды у него нет, на нем висели какие-то лохмотья с чужого плеча, едва прикрывая голое тело, и наброшенная сверху шерстяная шаль, подвязанная крестом.

– Позади согреются, передадут одежу, потерпи… Странная у тебя была одежка, странник что ли? А по лицу – наш… И говоришь по-нашему… А руки-то, руки белы… Из княжеских будешь?

Кирилл отрицательно замотал головой.

– Тады разбойник… Нынче все разбойники… – усмехнулся старческий голос со спины. – Басурманина обидел?

– Да не обижал я! – взвыл Кирилл.

Терпеть боль не было никаких сил. Из носа все еще шла кровь, крупными каплями падая на веревку. Он умнел на глазах: нет, это не сон… во сне такой боли не испытывают. Он едва не вскрикнул, когда-то кто-то споткнулся и ткнулся в горящую от боли спину. Извернулся, глянув через плечо, заметив парня лет двадцати пяти, с длинными спутанными волосами, с опухшим разбитым лицом и следами плетей по всему телу.

Кирилл не сразу заметил, что у парня вырезан язык. Догадался, когда тот ответил на взгляд, что-то промычав, подбадривая.

Вид чужой беды напугал Кирилла еще больше.

С другой стороны, чуть отставая и прикрывая собой, как скала, выступал мрачный, богатырского вида мужчина, с застарелыми шрамами по всему телу. Тот самый, который тащил его. Был он высок и широк в плечах – и странный не сломленный взгляд, который смотрел сурово, с тихой болью, будто все шли в плен, а он провожал. На просвистевшую в воздухе плетку богатырь в легкой рубахе, свисающей с него лоскутами, глянул хмуро. Нагнул голову, чтобы налившейся кровью взгляд с застывшей ненавистью был не так заметен.

– Ты держись, молодой еще, может, выживешь и вернешься, – посоветовал он глухим голосом, когда охрана проследовала дальше. – Здесь дорогу охраняют. Недалеко вражеская застава. Сбежишь, переловят или волков спустят, а к лесу выйдем, там сторожить несподручно. Если пойдешь против течения, к своим выйдешь. А рыбы в реке навалом, не пропадешь. Как раз до зимы успеешь.

– Токмо надо понять, кто свой, а кто чужой. Среди наших тоже есть псы поганые. Уводят и продают, как скотину, – бросили впереди обижено, кивнув на скачущий навстречу отряд. – Сжигают книги, убивают волхвов, разоряют селения. Всех убивают, кто в спасителя их не верит.

– А как верить, он же помер тысячу лет назад… Сами же и убили! – усмехнулся еще один, позади. Оглянуться Кирилл не посмел, двое охранников были почти рядом, направляя коней по пожухлой траве обочины.

– Не оне… Объявлен разбойником за кровь невинную. Чертом себя за спину садил и объявлял духом святым, – прозвучал за спиной молодой голос, не прошедший ломку. – Мол, я один свят, а все другие бесы. И се, как узрите меня на небесах ваших, пути ко мне направляйте, я есть стезя пространная и тернистая, кровь и плоть… И на детей позарился.