Семидесятые (Записки максималиста) - [8]

Из епископов и митрополитов одобрительно говорил лишь об Антонии Лондонском и всея Зап. Европы. Но это мы и сами знаем. Почтения не проявлял мой собеседник и к Патриархии. Рассказывал, как в 1960 году Совет по делам русской православной церкви буквально вынудил у Синода принятие неканонического решения о том, что все хозяйственные вопросы в приходах впредь будут решать назначенные городскими райсоветами двадцатки из мирян. Через год Совет принудил подписать этот беззаконный акт Патриарха Алексия. А вскоре затем Алексий собрал епископальный Собор и тот проштамповал решение, отнимающее у церкви право быть хозяйкой в собственном доме. Только 8 человек протестовали. Один из них был арх. Лука (Войно-Ясенецкий).

19 марта

Выступление в мужском общежитии ЗИЛа. 16-этажный домина рядом с Южным портом. 900 парней, в основном, недавно окончившие службу в армии, заполняют 2-, 3- и 4-комнатные квартиры этого дома. В каждой комнате 2–3 койки. На столиках — учебники и кучи детективов. На стенах — хорошенькие девушки из иллюстрированных журналов. Парни, в основном, деревенские. Это их жизненный путь: из одной казармы в другую. Рядом такой же 16-этажный дом для девушек. Бывшие солдаты женятся на подружках из соседнего дома и основывают в Чертанове или еще где-нибудь квартирку — где дух казармы смешивается с духом мещанских картинок и пуфиков. Телевизор и детская кроватка дополняют картину.

Слушали меня хорошо, благодарили, приглашали приходить еще. Одна беда: никто из трех десятков присутствующих — возраст 24–27 лет, образование среднее — никогда не слыхал имен Пастера, Мечникова, не говоря уже о современных академиках.

20 марта

Прочитал I том "Истории русской церковной смуты" Левитина и Шаврова (Самиздат, 1963). Очень хорошо написанная, богатая материалами (документами) книга. Совершенно ясно, что та обстановка гонений, арестов, ограблений церкви в первые годы советской власти, неизбежно должна была привести к а) озверению одних и б) низкопоклонству и подхалимству других деятелей церкви. "Живая церковь" — вариант б), а Патриарх Тихон — вариант а). Рассказывается о предательском характере живоцерковников, которые не только публично поддерживали расстрелы, производимые ревтрибуналами по обвинению церкви в укрытии ценностей, но и сами доносили на своих идейных противников. Левитин и Шавров показали, что подлинным режиссером всей этой грязной истории был соответствующий отдел ЦК, во главе с неким Тучковым. Тучков сочувствовал законно избранному Патриарху Тихону (как он потом признавался), но поддерживал живоцерковников ради политических целей. "Живая церковь" благословляла разграбление церковного имущества.

28 марта

Умер Владимир Михайлович Померанцев. Имя его памятно всем, кто любит и знает отечественную литературу. Он — зачинатель новой публицистики, нового литературоведения. Нового — в смысле послесталинского. Его статья "Об искренности в литературе" прогремела как взрыв в болоте в 1954 году. Он был сам предельно искренним и чистым человеком, хорошим товарищем и интеллигентом с ног до головы. Бывший прокурор и офицер, он испортил себе карьеру тотчас как только понял, что ЭТА карьера не для него. И ему ответили ненавистью, которая сопровождала его полтора десятка лет до самой могилы. Он умер от инфаркта, услыхав от замдиректора изд-ва "Сов. писатель" Карповой, что его книга, уже претерпевшая немало бед, не идет в набор, а посылается на новое чтение. Последний знак нерасположения явлен был уже покойному писателю: Союз писателей отказал родным и друзьям в праве провести панихиду в здании ЦДЛ. Иерархическая машина Союза писателей знает кто есть кто.

29 марта

Яркий солнечный полдень. Сидим с Любой Кабо на скамейке во дворе крематория. Поодаль стоит группа коллег, пришедших по тому же делу: Вася Аксенов, Камил Икрамов, Алла Гербер, Илья Крупник и др. Пришли попрощаться с Владимиром Михайловичем Померанцевым.

— В такую погоду не хочется никого хоронить, — вздыхает Люба. — И вообще, что-то наскучило мне это занятие.

Действительно, наскучило. Мы то и дело встречаемся на похоронах хороших людей. Больно и страшно смотреть, как тает круг "людей 1956 года". Но вот и автобус с гробом. Вдруг оказывается, что проститься пришло много самого неожиданного народа. Начинается панихида. Ее открывает функционер СП, пьянчуга, не вылезающий из ресторанов ЦДЛ, Крючкин. Он произносит речь о герое, борце; о войне. Все звучит как слова о другом человеке. Потом говорит редактор издательства "Сов. писатель". Оказывается, покойный выпускал свои книги в их издательстве, и хотя иногда эти книги проходили с трудом, издательство любило Померанцева, а Померанцев обожал издательство. И наконец самое главное: директор издательства Лесючевский просил Левина передать всем собравшимся, что он жалеет о том, что не может присутствовать на панихиде, но заверяет всех собравшихся, что книга прекрасных рассказов Владимира Михайловича непременно увидит свет. Ах, как жаль, что Владимир Михайлович не увидит ее своими глазами!

От этих лживых охов и вздохов не остается и следа, когда от имени друзей выступает Гриша Свирский.