Семидесятые (Записки максималиста) - [6]

— Скажите, Николай Владимирович, когда и как Вы попали в Германию?

— Меня отправил туда учиться мой учитель профессор Кольцов. Это было в 1925 году. Вернулся я в 1945-м.

— А раньше Вы не хотели вернуться?

— Хотел еще в начале 30-х годов, когда к власти в Германии пришел Гитлер. Но меня предупредили, что и дома меня ждет тюрьма, а может быть кое-что и похуже.

— Кто предупредил?

— Кольцов и Николай Иванович Вавилов. Вавилов передал мне это устно в конце 1936 года, когда американец Меллер ехал из Ленинграда в Испанию через Берлин. А Кольцов позднее, через шведов.

— Значит, к 1936 году Николай Иванович уже понимал, что именно происходит в стране?

— Он это понял раньше, еще в 1934-м.

Тимофееву-Рессовскому сейчас 72 года. Вернулся он на родину в арестантском вагоне, после вступления в Берлин советских войск. Рослый, красивый, даже вальяжный. Говорит хорошо, значительно используя огромный научный материал. До прошлого года его генетическая лаборатория в Обнинске (Институт медицинской радиологии) была одним из самых серьезных научных центров, но ее разогнали, а Т-Р. отправили на пенсию.

28 февраля

Говорил о свободе воли с коллегой Валентином Дмитриевичем Ивановым.[5] Он слушал как-то вяло, а потом достал с полки толстую книгу и прочитал: "…Не отстраняйте Бога — Он един над всеми именами — от участия во всех больших и малых делах… Отвергнув небо, люди потребуют от самих себя всезнания и всемогущества. Будут наказывать самих себя за незнание и немощность. Они озлятся и сломаются под непосильной тяжестью… Люди будут требовать предвидения и наказывать за неумение предвидеть. Будут казнить за неурожай. Хотя земледелец вовремя положил зерно в землю, но не случится дождя. Будут награждать нерадивых, чьи поля обветрились самосевом с прошлой жатвы и орошены тучами, принесенными будто бы праздным ветром".

"Откуда эти слова?" — спросил я. Оказалось, что Иванов держит в руках собственную книгу "Русь великая". И почему-то именно в эту минуту я заметил у него в углу икону Божьей Матери и подумал, что, пожалуй, В. Д. верующий. Вообще встречи последнего времени все чаще сталкивают меня с теми, кто верит или хочет верить. Позавчера был у меня 33-летний писатель из Ленинграда, умный образованный человек И. Е. Почти весь вечер он говорил об истории религиозных споров, и чувствовалось, что для него это не просто история. А вчера — беседа с пожилым инженером — верующим, который для собственного удовольствия рисует портреты архиереев. В остальное время он обучает студентов резанью металла. Мысли о Боге, о религии, думается мне, охватывают сейчас все большие группы населения. Об этом же со ссылкой на социологов из ЦК ВЛКСМ, говорил на совещании в Комитете по печати Захарченко. "Не отстраняйте Бога…" А может быть, В. Д. Иванов и прав. Скорее всего — да.

1 марта

Интеллигентный врачебный дом. Хозяева меломаны, книголюбы, ценители хорошей кухни и заграничных поездок. Дом, где хранятся прижизненные издания Пушкина и редкие записи иностранных музыкальных светил. Дом, где бывает интеллектуальная элита, где знают, кто такой Анатолий Максимович Гольдберг и Владимир Набоков. Всем был бы хорош дом, но… хозяева евреи. Где-то за умными и скептическими разговорами, вольными анекдотами таится страх. Жизнь прекрасна, но неустойчива. И вот сегодня разговор с мадам. Она ненавидит евреев, которые рвутся в Израиль. Это спекулянты, они спекулируют на своей якобы любви к той родине. Родина здесь, только здесь. И мы обязаны жить здесь. Там ничего хорошего нет. Зашлют в кибуц — наш колхоз покажется раем. И вообще, Израиль — полуфашистское государство. Какое они имеют право представлять всех евреев на всем земном шаре? Если из страны нашей нельзя выезжать и вы считаете, что это незаконно, — боритесь против этого беззакония вообще, а не для одних евреев. Татары крымские, это верно, они жертвы. А евреи-сионисты не имеют права на особое положение для себя. И в заключение главный довод: эта выездная шумиха бросает тень на нас, нас из-за них подозревают в нелояльности…

2 марта

Закончил вторую редакцию рукописи "Беда и вина академика Вавилова". Внес большой кусок о взаимоотношениях с властями в 1924–1934 гг. Переделал всю почти последнюю главу, добавил эпизод с памятником. Надо еще написать послесловие и объяснить суть трагической вины Вавилова. У меня сложилось впечатление, что он страдал тем же пороком, что и многие современные ученые — отсутствием гражданственности, непониманием того, насколько жестоко и грубо попираются его человеческие права. При всем великолепии вавиловского нравственного лица — непонимание или нежелание понимать свое положение вело к некоему пороку во всем его поведении. Жить с постоянным чувством попираемой личности — невыносимо. Он пытался работать, не думая о политике, о своем жалком, зависимом положении, об отвратительных чиновниках, которые год от года все наглее давили его и его дело. Протестовать или искать иной путь для себя может лишь человек, ощущающий себя гражданином. Совершенно ясно, что гражданственность в душе этого гиганта мысли и воли так и не созрела.