Семейство Холмских (Часть третья) - [9]
За десертомъ отличился Аглаевъ. Предувѣдомивъ дорогою Елисавету, что большая чаешь варенья становится за столомъ у Фамусовой только для парада, и что у него есть знакомый ананасъ, который, какъ замѣтилъ онъ, всегда возвращается въ цѣлости въ кладовую, онъ вздумалъ взбѣсить Фамусову и позабавить Елисавету. "Княгиня! вы любите варенье" -- сказалъ онъ -- "попробуйте, какъ хорошо сваренъ этотъ ананасъ." Съ симъ словомъ подвинулъ онъ къ себѣ тарелку, разрѣзалъ несчастный ананасъ на куски, и подалъ Елисаветѣ. Фамусова не могла равнодушно перенесть такого своевольства, покраснѣла отъ досады, и дала себѣ честное слово -- никогда впередъ не приглашать Аглаева.
Обѣдъ продолжался часа три; подавали множество кушаньевъ, одно другаго хуже; услуга была дурна; блюда не скоро приносили изъ кухни. Все это чрезвычайно надоѣло Елисаветѣ; она ожидала, что ей будетъ веселѣе, чѣмъ у Сундуковой, но ошиблась. Разговоръ съ глупою и необразованною Фамусовой), сидѣвшею подлѣ нея, безпрестанное угощенье, и принужденіе ѣсть такія кушанья, которыхъ не льзя было въ ротъ взятъ, долговременное сидѣнье за столомъ -- все это такъ было несносно, что она дала себѣ слово въ первый и въ послѣдній разъ обѣдать у Фамусовыхъ.
Послѣ стола, хозяинъ совсѣмъ забылъ, кого онъ велъ; жена опять громогласно должна была напоминать ему. Онъ снова подалъ руку Елисаветѣ, довелъ ее до гостиной, поцѣловалъ у нея обѣ ручки, понюхалъ табаку, и возвратился опять на прежнее мѣсто, въ креслы подлѣ окна.
Гусарскіе офицеры, Недосчетовъ, и другіе, молодые провинціальные франты, отправились на балконъ, куришь трубки. Старичковъ и старушекъ усадила хозяйка играть въ карты, а чтобы занять дѣвушекъ, и тѣхъ, кто въ карты не играетъ, а еще болѣе затѣмъ, чтобы блеснуть, и показать, какія дарованія имѣетъ ея Любинѣка, велѣла она дочери сѣсть за фортепіано. Долго жеманилась Любинька, отказывалась, наконецъ принялась терзать извѣстную старину -- Бурю, Штейбельша. Маменька восхищалась ея игрою, и говорила всѣмъ: "Не правда-ли, что у нея большая способность къ музыкѣ?" -- Между тѣмъ миленькая дочька, посвятившая нѣсколько лѣтъ на изученіе этой пьесы, безпрестанно ошибалась, и сбивалась съ такта. Когда окончила дочь Фамусовой, Сундуковъ, старинный обожатель Елисаветы, всегда восхищавшійся ея игрою, приступилъ къ ней, съ просьбою, чтобы она сѣла за фортепіано.-- "Я совсѣмъ отвыкла, и Богъ знаетъ, какъ давно не играла".. отвѣчала она.-- Вотъ такъ-то всегда бываетъ у насъ -- сказалъ Сундуковъ.-- Учатъ, учатъ дѣвушекъ, а лишь только выдутъ онѣ за-мужъ, тотчасъ все бросятъ и забудутъ!-- "Попросите сестру Софью" -- продолжала Елисавета.-- "Она еще не за-мужемъ, и не забыла, притомъ-же она недавно изъ Москвы, и вѣрно знаетъ что нибудь новенькое, а я, право, совсѣмъ отвыкла, и ничего, кромѣ стараго, не знаю. "-- До Софьи Васильевны была у меня другая просьба -- отвѣчалъ Сундуковъ.-- Она мастерица пѣть Русскія пѣсни, и, я увѣренъ, не откажется сдѣлать всѣмъ намъ большое удовольствіе.-- Тщетно Софья отговаривалась, что безъ нотъ ничего не играетъ и не поетъ; ей отыскали ноты Русскихъ пѣсенъ, сочиненія Кашина, и она должна была сѣсть за фортепіано.
Необыкновенно пріятный и обработанный ея голосъ вызвалъ всѣхъ ее слушать; перестали играть, положили трубки, и собрались съ балкона. Около Софьи сдѣлался большой кругъ. Всѣ, съ такимъ удовольствіемъ, и съ такимъ вниманіемъ ее слушали, что не замѣтили входа двухъ новыхъ гостей.
Вошелъ Алексѣй Холмскій, братъ Елисаветы и Софьи, и рекомендовалъ хозяину и хозяйкѣ пріятеля и сосѣда своего, Его Превосходительство, Николая Дмитріевича Пронскаго. Фамусова съ удовольствіемъ, и съ большою вѣжливостію приняла ихъ. Они были оба молоды и богаты, а Пронскій притомъ еще и генералъ: это совсѣмъ не бездѣлка для маменьки, у которой дочь невѣста! Елисавета, узнавъ, что братъ ея и Пронскій пріѣхали изъ Никольскаго, спросила у нихъ равнодушно, чтобы только соблюсти приличіе, о мужѣ своемъ.
"Онъ здоровъ, и безпрестанно въ полѣ" -- отвѣчалъ Алексѣй.-- "Мы звали его съ собою, но онъ отказался. И въ самомъ дѣлѣ, теперь рабочая пора, и самое пріятное время въ деревнѣ."
"Какъ можно предпочитать городъ деревнѣ!" сказала дочь Сундуковой, Глафира, бросивъ пріятный взглядъ на Алексѣя. Она оставила стараго своего обожателя, гусара, подсѣла поближе къ богатому жениху, и распространилась въ похвалахъ деревенской жизни.
