Семейный вопрос в России. Том II - [13]

- Едва стукнет 23 года - он женится.

У ней было трое сыновей, и все поступили так, вопреки просьбе матери - подождать, кончить курс, определиться в социальном положении. Советы, угрозы, приказания - все было напрасно. Все трое женились и тотчас встали в тягло упорной, трудной работы, но весело. Я наблюдаю инстинкт и говорю только об инстинкте, и указываю, что как теперь обще и безотчетно отталкивание от никотина, так сделалось обще и неудержимо влечение стать к женщине в близкие и одновременно уважительные отношения. Это носится в воздухе, это есть. И как горячая выходка студентов в Астрахани, так и рассказ г. Антропова - автора-мужчины, может быть, не старого и даже, может быть, юного, - суть показатели одного исторического веяния.

Вот почему, я думаю, Евины внучки, которым действительно долго было "дурно и они сами дурны" были, находятся все-таки накануне несколько лучшей судьбы. Есть много симптомов, что уважение к женщине поднимается; и оно поднимается не в отношении к женщине-даме, даже не к женщине-труженице; но к ней в извечных ее путях, к которым могут быть отнесены слова Шекспира:

Все благо и прекрасно на земле,

Когда живет в своем определенье.

Мне пришлось истекшую зиму выслушать рассказ - очень трогательный и который очень мог кончиться, как у г. Боброва. Девушка, приезжая в Петербург, с целями ученья, очутилась в том же положении, как и жертва г. Боброва, но с другим героем. Мне передавала сестра милосердия, прислуживавшая в родовспомогательном заведении:

- Если бы вы знали, до чего на них смешно было смотреть. Он не отходил от нее, приходил каждый день. Оба были веселы, никакого уныния. Обсуждали время свадьбы и как известят родных.

И сестра милосердия радовалась, передавая о них. Свойство радости - родить радость же, как свойство уныния - родить уныние. Что может быть более унылого, чем повесть г. Боброва? Непонятно, как он мог раскрыть рот и запеть потом. Какие тут песни... Случаи, подобные его, разве что прекратятся перед светопреставлением, но как мир стоит - так с начала мира и эти случаи есть. Смерть победила бы, если бы не побеждалась рождением. Благословенна всякая победа над смертью, т. е. благословенна всякая родившая и все рожденное. Нельзя задавить рожденную мышь, не то что человека. Об этом опять хорошо послушать старых людей. Я вошел раз в комнату, обмахиваясь веточкой яблони.

- Что вы это сделали?

- Что?

- Сорвали?

- Что сорвал?

- Зачем вы сорвали ветку? Она вся обсыпана молодыми яблочками.

Я и недосмотрел. Маленькие были; шел июнь или май. Но с тех пор я запомнил это семь лет назад услышанное восклицание очень почтенной шестидесятилетней старушки. Ей не яблоков было жалко - от кислой, нехорошей яблони, в запущенном саду, куда никто и не ходил. Но как я перервал жизнь - вот это ей не понравилось, и это она осудила. И таким тоном, судящим и строгим, что мне стало стыдно.

Так то яблоня, а это человек.

СПОР ОБ УБИТОМ РЕБЕНКЕ

Не вари козленка в молоке его матери.

"Ветхий Завет. "Второзаконие"

О, друг! ты жизнь влачишь, без пользы увядая,

Пригнутая к земле как тополь молодая;

Поблекла свежая ветвей твоих краса,

И листья кроет пыль и дольняя роса.

О долго ль быть тебе печальной и согнутой!

Смотри, пришла весна, твои не крепки путы -

Воспрянь и подымись трепещущим столбом,

Вершиною шумя в эфире голубом.

Гр. А. Толстой

Публицист не может не отметить с некоторым удовольствием, что число нравственных тем, занимающих общество, расширяется и самый этот интерес к ним жив, длителен, кажется - глубок. Приятно также, что отдельные казусы общественной жизни мысль общества и печати стремится возвести к высшему синтезу, пытается найти ответ на них и успокоение своей совести не в ходячей морали и временных правилах, а в некоторой философской концепции.

Автор, скрывающийся под псевдонимом "Серый", обсуждает в "Гражданине", по поводу моих "Евиных внучек", очень интересный вопрос о так называемых незаконнорожденных детях. Между прочим, он думает, что сама французская революция не совершилась бы, не будь этого понятия и разделения детей на "законных" и, так сказать, "беззаконных". Мысль совершенно новая, но почти верная. Он говорит: "Если бы в аристократические семьи вливалось все то, что являлось плодом их шалости и увлечения (автор забывает, сколько тут было настоящей романтической любви!), то очень скоро эти семьи расплывались бы в народной массе, обеднели бы (т.е. в пользу детей народа). Если бы все дети, рождавшиеся от гордых маркизов и князей вне брака, считались законными, я думаю, не было бы французской революции, а у нас крепостное право обрушилось бы лет за 50 до 61-го года. Все неровности в человечестве, созданные рождением и состоянием, без всяких насилий и революций могли бы сгладиться только поднятием этого накрепко спущенного шлюза, отделяющего детей законных от незаконных. Дайте имя и права всякому (его курс.) рожденному ребенку, и через столетие не будет богачей, а титулы сделаются так же распространены, как болезни. Более того: мне кажется, тогда бы не было и такого количества, как теперь, адюльтера: его бы сковывал страх крови, страх за свое имущество и наследство".