Семейный вопрос в России. Том I - [8]
Все в связи. То-то и ужасно, что все - не случайно, не эмпирично, а раскрывает в себе члены огромной неподозреваемой философии. Значит, рождение - не член таинства брака, не зерно супружества; это - случай болезни, как ломота в костях или узкогрудость и тяжелое дыхание. Но тогда что же так думающие "благословляют"? И не нужно ли им или отказаться от "благословения" рождению, - или уж "возвести в таинство" ревматизм и чахотку и сложить "чин" "напутствия" в эти болезни?! Но я не виню о. о. Лахостского и Дернова, в журнале которых мне было так отвечено: sancta simplicitas (святая простота (лат.))... Они не ведают только того, что забыто всею цивилизациею. Рождение ребенка, "стыдное", как сифилис (см. во II томе письмо ко мне о. Титова), случайное, как ревматизм, вовсе не желательное, как чахотка, - мудрено ли, что оно утаивается, "зажимается ему рот", - т. е. что родившемуся запихивается матерью песок в рот, "дабы не вошли и не увидели".
Теперь, где же слово Божие о детях, блудницах ("впереди идут книжников") и плоти ("два в плоть едину")? Или мы им не поверили, не поверили с самого начала; или уже мы столь несчастны, что слово проведено мимо нас и, пав на землю, - ушло в нее, как капля дождя в кремнистый песок.
Но тогда я вспоминаю последний еще текст - слова Спасителя Сирофиникиянке: "Дай прежде насытиться детям, ибо не хорошо взять хлеб у детей и бросить другим" (Марка, 7, 27) . - В тексте сказано более жестко, - но я не хочу излишеств в осуждении.
СПб., 5 июля 1902 г.
В. Р.
ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ
Я не имел уже сил не только проверять 1-е издание, но и перечитывать его; и ограничился переменою шрифта (более мелкого), чтобы отделить чужие мысли от своих ("Полемические матерьялы"). Но к 2 томам первого издания я прибавлю третий том: в него войдут статьи, напечатанные мною о семье после выхода "Семейного вопроса" - и частью написанные в старые годы (после 1903 г.), но ненапечатанные.
Текст первого издания я оставляю без перемен, потому что мои мысли с 1903 года ни в чем о семье не переменились.
Семья?.. семья в Европе? в мире?.. у христиан, у язычников?.. в древности, теперь?.. Хладные люди ее анатомируют как "этнографический институт", - описывают в романах и повестях то как картину, то как анекдот. Между тем...
Но я расскажу лучше, что вчера видел. Усталый, ем обед на Царскосельском вокзале. Неподалеку и наискось пьют чай, покончив обед, "он" и "она". "Он" - полуюноша, полумужчина, с хорошим, мужественным и простым лицом. Простая, грубоватая лепка русского лица. Однако - образованные. "Она" была прелестна, нежна (в лице) и очень грациозна. По оживлению лиц и чему-то неуловимому я видел, что если это еще не жених и невеста - то на пути к этому. Когда вдруг, спустя время - я видел, как она уставилась глазами на что-то, бывшее позади меня. Оглянувшись, я увидел не менее 6 человек буфетчиков, стоящих в ряд и смотрящих на кошку, играющую со своим котенком: дочерью или сыном.
Собственно, она лежала вытянувшись на боку, а котенок "играл матерью", ползая по ней, игриво кусая ее, игриво царапая. Мама была для него фундаментом бытия и игрушкою; и мама непрерывно облизывала его, там и здесь, где следует и где не следует. Буфетчики смотрели как усталые люди; но юница vis-a-vis смотрела прямо блаженным взглядом... Она замерла вся в восхищении и, может быть, в предчувствии (невеста).
Это - мировое. "Вот как создан мир". У нее читалось в лице, в душе: "Выше семьи ничего нет. Нет выше счастья, как быть матерью".
И еще воспоминание, - во Введенской церкви, что на Захарьевской улице: входит к обедне женщина и ведет за ручонки 6 человек детей, мал мала меньше ("лесенкой"). И стала молиться до того скорбно, до того убито, что, глядя со стороны, - сердце захолонуло. Что ее привело? О чем она молилась? Болен ли безнадежно кормилец-отец? Закутил ли, запил? Лишился службы, работы, "нечем жить"? Или - изменил, "ушел к другой"?
...И еще, и еще воспоминания. Живя на Петербургской стороне, бывало, идешь "в службу": и попадаются с корзиночками добрые чиновницы, идущие за провизиею. Лица усталые и озабоченные. И вот встретишь с поднимающимся животом: и всегда, обернувшись, - долго-долго смотришь ей вслед... О чем думаешь? Конечно, мысленно благословляешь. Но самое благословение, мне кажется, вытекает из того, что очень любуешься. Нет прекраснее, чем когда она беременна. Пожилая, юная - все равно она прекраснейшая. Мне кажется, впрочем, что старая женщина, когда она беременна, - возвращается назад, в молодость. Тут метафизическая тайна: младенец внутри - естественно молодит мать.
И еще последнее воспоминание: помню, только что я издал "Семейный вопрос", как, придя в редакцию, - зашел по ошибке в чужую комнату, увидал какие-то вроде "охотничьих" журналы, развернул и замер: "Молодая слоновая самка с детенышем". Давно было и забыл в точности сюжет: но - из зоологического сада, где-то за границею. Если в своих "матерьялах" отыщу, то м. быть, приложу к 3-му тому. Я замер в восхищении: столько было нежности в сцене, и так любовался своим животным грубый сторож... "Грубый": но нет
В.В.Розанов несправедливо был забыт, долгое время он оставался за гранью литературы. И дело вовсе не в том, что он мало был кому интересен, а в том, что Розанов — личность сложная и дать ему какую-либо конкретную характеристику было затруднительно. Даже на сегодняшний день мы мало знаем о нём как о личности и писателе. Наследие его обширно и включает в себя более 30 книг по философии, истории, религии, морали, литературе, культуре. Его творчество — одно из наиболее неоднозначных явлений русской культуры.
Книга Розанова «Уединённое» (1912) представляет собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению.В "Уединенном" Розанов формулирует и свое отношение к религии. Оно напоминает отношение к христианству Леонтьева, а именно отношение к Христу как к личному Богу.До 1911 года никто не решился бы назвать его писателем. В лучшем случае – очеркистом. Но после выхода "Уединенное", его признали как творца и петербургского мистика.
В.В. Розанов (1856–1919 гг.) — виднейшая фигура эпохи расцвета российской философии «серебряного века», тонкий стилист и создатель философской теории, оригинальной до парадоксальности, — теории, оказавшей значительное влияние на умы конца XIX — начала XX в. и пережившей своеобразное «второе рождение» уже в наши дни. Проходят годы и десятилетия, однако сила и глубина розановской мысли по-прежнему неподвластны времени…«Опавшие листья» - опыт уникальный для русской философии. Розанов не излагает своего учения, выстроенного мировоззрения, он чувствует, рефлектирует и записывает свои мысли и наблюдение на клочках бумаги.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.
Книга выдающегося польского логика и философа Яна Лукасевича (1878-1956), опубликованная в 1910 г., уже к концу XX века привлекла к себе настолько большое внимание, что ее начали переводить на многие европейские языки. Теперь пришла очередь русского издания. В этой книге впервые в мире подвергнут обстоятельной критике принцип противоречия, защищаемый Аристотелем в «Метафизике». В данное издание включены четыре статьи Лукасевича и среди них новый перевод знаменитой статьи «О детерминизме». Книга также снабжена биографией Яна Лукасевича и вступительной статьей, показывающей мучительную внутреннюю борьбу Лукасевича в связи с предлагаемой им революцией в логике.
М.Н. Эпштейн – известный филолог и философ, профессор теории культуры (университет Эмори, США). Эта книга – итог его многолетней междисциплинарной работы, в том числе как руководителя Центра гуманитарных инноваций (Даремский университет, Великобритания). Задача книги – наметить выход из кризиса гуманитарных наук, преодолеть их изоляцию в современном обществе, интегрировать в духовное и научно-техническое развитие человечества. В книге рассматриваются пути гуманитарного изобретательства, научного воображения, творческих инноваций.
Книга – дополненное и переработанное издание «Эстетической эпистемологии», опубликованной в 2015 году издательством Palmarium Academic Publishing (Saarbrücken) и Издательским домом «Академия» (Москва). В работе анализируются подходы к построению эстетической теории познания, проблематика соотношения эстетического и познавательного отношения к миру, рассматривается нестираемая данность эстетического в жизни познания, раскрывается, как эстетическое свойство познающего разума проявляется в кибернетике сознания и искусственного интеллекта.
Автор книги профессор Георг Менде – один из видных философов Германской Демократической Республики. «Путь Карла Маркса от революционного демократа к коммунисту» – исследование первого периода идейного развития К. Маркса (1837 – 1844 гг.).Г. Менде в своем небольшом, но ценном труде широко анализирует многие документы, раскрывающие становление К. Маркса как коммуниста, теоретика и вождя революционно-освободительного движения пролетариата.
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.