Семейный вопрос в России. Том I - [7]

Не явно ли, что дитя и его мать куда-то запихано ногами, в какую-то яму: и отношение родившей к рожденному до того опозорено, заплевано, загажено, в такой погреб бытия спрятано, что на фоне этого позора вырезанный нами из газеты факт уже не есть что-либо удивительное и неожиданное.

Ибо он - ежедневен; в каждом городе, селе, в столице; в каждом номере газеты. А как бы закричала цивилизация, забили набаты, заволновалась пресса, двинулись к помощи все силы государственные, общественные, духовные, если бы... вдруг ежедневно по городам и селам, то там, то здесь, стали находить в погребе, в яме, в пруду

1) не младенца,

2) а пресвитера.

Вот плод, что все левые тексты не развились, а правые развились чудовищно непропорционально.

Пример и сравнение я взял резкий, потому что нужно чрезмерное, нужно как бы "вагон пошел по шпалам", дабы пассажиры очнулись, т. е. очнулся вообще читатель, общество, христианин.

В цивилизации целой потух младенец. Просто - это эмпирический факт, без религии вокруг себя. Когда однажды я предложил в печати ввести только одну строчку в эктению, и именно "прошение о мучающихся родами", -дабы, повторяя его за священником на службе, могли помолиться о женах мужья, о матерях дети, о дочерях отцы и матери, о сестрах братья: то слова мои были приняты в одном духовном журнале за шутливость, и на них был написан следующий "ответ редакции":

"Нет никакой надобности в отдельном прошении о болящих родами, потому что тогда и другие больные, напр. чахоткой, ревматизмом и проч., пожелают отдельных о себе прошений, и из церковной эктении выйдет тогда что-то вовсе не серьезное. Но как относиться к подобным газетным словоизвержениям? Как к газетным фарсам: очевидно, фельетонисту приходится измышлять разные курьезы, оригинальности и небылицы, чтобы развлекать читателя газеты (журнал "Православно-Русское Слово", 1902 г., № 1, рубрика: "Недоуменные вопросы и ответы редакции")".

Ответ классический. Я просил не как писатель только, но как отец, муж; как имеющий сестру замужнюю и имевший родителей. Полный недоумений, да пожалуй и гнева, я открываю ругательную на евреев книгу: "Книга кагала" Брафмана и со страниц 228 и 240 (изд. 3-е. СПб., 1888) цитирую:

"...Вечером, в первый день появления младенца-еврея на свет, его приветствуют будущие товарищи и спутники жизни: к нему является целый хедер (училище меламеда) маленьких детей с своим бегельфером (помощник меламеда) и читают новому пришельцу в мир молитву на сон грядущий. После чтения, мальчиков обыкновенно потчуют своеобразным набором из отваренных бобов, гороха, пряников и проч. Чтение этой молитвы хедерными мальчиками происходит ежедневно до самого дня обрезания. В первую пятницу после рождения младенца, после шабашевого ужина, собираются к родильнице и взрослые евреи на "бел-захор" и, после легкого угощения, читают ту же самую молитву. Утром, в субботу, отец новорожденного отправляется в синагогу или иную молельню, где, при чтении Пятикнижия, его призывают к Торе и кантор поет ми-шейберах, "многие лета", ему, его супруге, младенцу и проч. По окончании молитвы родственники и приглашенные лица отправляются к родильнице на шалом-захор - поздравление с ребенком. Накануне дня обрезания, т. е. вечером на восьмой день рождения, бывает вахнахт - ночь стражи. Тут собираются так называемые клаузнеры (бедные молодые евреи, занимающиеся изучением талмуда в ешиботах) и проводят ночь у родильницы в бдении и чтении талмуда или мишны".

Бог точно руководит меня в нахождении текстов. Брафмана я и не читал никогда, но мне сунули эту книгу со словами: "Нате и вразумитесь" (о евреях, которых "нужно презирать"), и я первое же, что открыл, и открыл приведенное место, и, еще перелистав, напал на следующее:

"Лиюбим, т. е. лицами, которым в синагоге все должны уступать алию (первое почетное чтение Торы, т. е. Св. Писания) считаются следующие: 1) борлишва, т. е. отрок, достигающий совершеннолетия (ихнего, т. е. 13 лет), 2) жених в субботу перед свадьбою и после оной, 3) муж родильницы, 4) справляющий годовщину по родителям, 5) окончивший первую неделю траура".

Как это все трогательно! Вот - религия! Какая нежность и деликатность разлита. И дивиться, дивиться ли, что у них не запихивают несчастные роженицы песок в рот новорожденному, "дабы не увидели и не застыдили" (незаконнорожденные у них получают непременно почетное имя "Авраама" и как бы усыновляются целым народом; да их почти и нет, ибо еврею нельзя не жениться). Напротив, прочтя грубый "ответ редакции" на просьбу молитвы о роженице, - ответ в XX веке, писателю, громко заговорившему о беспощадности к матерям, - невольно закрадывается сомнение и вопрос: а как говорили сплошь двадцать веков роженицам по деревням, по селам, в темноте, в глухоте, работницам, девицам, безгласным, запуганным: и песок во рту младенца, запиханный несчастною перезрелою девицей, не удержавшейся родить его, а может быть, даже и любившей несчастною любовью какого-нибудь солдата, которому запрещено жениться, говорю я - смерть этого младенца так становится понятна и объяснима.