Семейный вопрос в России. Том I - [5]

Шрифт
Интервал
у себя главу) явление; древняя, первая Богу церковь на земле. И что так славно, древне, велико, священно - не может получить господ ниже себя. Фельдмаршал Суворов да не марширует под командой капрала. К совету всякого, - государства, церкви, философа, поэта, - уши семьи должны и могут быть раскрыты; и уважение семьи, "охранение святого таинства брака", и должно быть, конечно, не юридическим, а нравственным и выразиться во всеобщей, - как личностей, так и учреждений, - готовности помочь, посоветовать, облегчить, во всех видах ей послужить, в случае крушения - ее оплакать; а не в этом "атуканьи" на семейных людей, которое до сих пор одно неслось на ребенка, мать и отца его, на супругов со стороны чиновников, полиции, но более всего - в этом нужно признаться - от "оплакивающих грехи мира" людей. Этих "окриков" на себя, ни с которой стороны, фельдмаршал семьи вправе просто не выслушивать от окружающих ее капралов.

Читатель увидит в "Матерьялах к разрешению вопроса", что во всех официальных и неофициальных, во всех юридических и канонических суждениях о семье - отсутствует самая наличность семьи как нравственной и авторитетной силы, как уважаемой силы. Просто - этого не приходит в голову судящим. Об ней толкуют как о перегоняемом из губернии в губернию убойном скоте, который своих интересов не имеет, а в нем имеют другие свой интерес. Вот - загнали в консисторию; вот вывели оттуда - и гонят в окружные суды. Что семья должна быть пассивна, молчалива, терпелива; что семьи вовсе как живого факта нет, а есть почти только "ревизская сказка о мертвых душах", передаваемая из одних рук в другие, без фактического перевода "душ", положим, из Калужской в Херсонскую губернию, - в этом никакого нет сомнения у рассуждающих. Не только сто лет секретарь духовной консистории выходил барином перед лицо Лаврецкого и Калитиной, людей праведных, людей прекрасных, людей сравнительно с ним святых: и, высокомерно смерив их глазом, "отказывал" им в праве брака, "приказывал" Лизе идти в монастырь, а Лаврецкому из Тамбова жить вместе с m-me Лаврецкой из Парижа "или все равно - делать вид, что они живут вместе"; не только, повторяю, это было: но мучитель-господин считал себя почти оскорбленным в существовании самым бытием Калитиной и Лаврецкого, появлением перед собой этих "илотов" брака, чем-то недовольных, в чем-то не устроившихся, когда он все устроил для них, "приказав" - как говорят о покойниках - "долго жить".

Между тем, все решительно слова, в Библии, в Евангелии, и сказаны Лаврецкому и Калитиной; все - им дано, одним им, без посредствующего третьего. Муж и жена выслушали к себе и об себе такие слова из уст непосредственно Божиих, каких ни государства, ни народы, ни иерархические учреждения и приблизительно не слышали себе и о себе. Право, с какою-то завистью короли и кардиналы должны бы обходить вокруг Ромео и Юлий: "Ах, что вам было сказано! О, если бы и нам подобное услышать! Но нет, слова о нас коротенькие, неясные, скорей намеки, чем слова; а о вас все так полно и полноценно в Священном Писании. Счастливцы. Завидуем и не завидуем: ибо вы какие-то кроткие и, сияя счастьем, - точно хотите его раздарить всему миру". Таким образом, совершенно поразительно, что семья, т. е. ребенок и родители, из того царственного положения, столь ясно в документах за ними закрепленного, перешла в позор ну хоть вот сегошнего газетного сообщения (сохраняю и петит, и даже пропуск "ъ"):

"20 июня на огороде по Петергофскому шоссе одна из работниц, крестьянская девица Анна Иванова, не вышла на работу. Иванова жаловалась на головную боль, но окружающие не поверили ей, а, ввиду беременности ее, послали за акушеркой. При освидетельствовании ее последняя нашла, что Иванова уже разрешилась от бремени. Когда несчастную стали спрашивать, куда она девала своего ребенка, то после попытки запирательства и видя, что это ни к чему не ведет, она рассказала, что родила в сарае накануне, ночью. Младенец плакал; из боязни, чтобы крик его не был услышан, побуждаемая чувством стыда, решилась задушить дитя и для этого набила ему рот песком. После этого младенец затих и перестал дышать. Тогда Иванова завернула его в платок и спрятала в бане. Труп младенца найден в указанном Ивановою месте. Детоубийца арестована".


Как страшно. Сколько предмета для мысли. О, какая тут философия! Позвольте. Да что же такое совершилось в истории? Ведь это очевидно на исходе длинной - как говорят ученые - "эволюции", каких-то перемен, трансформаций, перерождений, "перевоплощений" почти; ведь несчастная о себе ничего не понимает, как и окружающие о ней ничего не понимают, ибо сейчас уже действует один механизм, привычка, заржавевшая гильотина. Но... "от начала было не так"! - как сказал наш Спаситель в единственном случае, когда по поводу развода он заговорил с книжниками о браке. В начале было не так!! А как же было? Открываю книгу документов и выписываю все места параллельно: 1) о младенце, 2) о пресвитере.

О младенце

Марка, 9, 33-37. Спаситель спросил учеников: о чем дорогою вы рассуждали между собою?

Продолжить чтение
Еще от автора Василий Васильевич Розанов
Русский Нил

В.В.Розанов несправедливо был забыт, долгое время он оставался за гранью литературы. И дело вовсе не в том, что он мало был кому интересен, а в том, что Розанов — личность сложная и дать ему какую-либо конкретную характеристику было затруднительно. Даже на сегодняшний день мы мало знаем о нём как о личности и писателе. Наследие его обширно и включает в себя более 30 книг по философии, истории, религии, морали, литературе, культуре. Его творчество — одно из наиболее неоднозначных явлений русской культуры.

Уединенное

Книга Розанова «Уединённое» (1912) представляет собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению.В "Уединенном" Розанов формулирует и свое отношение к религии. Оно напоминает отношение к христианству Леонтьева, а именно отношение к Христу как к личному Богу.До 1911 года никто не решился бы назвать его писателем. В лучшем случае – очеркистом. Но после выхода "Уединенное", его признали как творца и петербургского мистика.

Попы, жандармы и Блок

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.

Опавшие листья (Короб первый)

В.В. Розанов (1856–1919 гг.) — виднейшая фигура эпохи расцвета российской философии «серебряного века», тонкий стилист и создатель философской теории, оригинальной до парадоксальности, — теории, оказавшей значительное влияние на умы конца XIX — начала XX в. и пережившей своеобразное «второе рождение» уже в наши дни. Проходят годы и десятилетия, однако сила и глубина розановской мысли по-прежнему неподвластны времени…«Опавшие листья» - опыт уникальный для русской философии. Розанов не излагает своего учения, выстроенного мировоззрения, он чувствует, рефлектирует и записывает свои мысли и наблюдение на клочках бумаги.

Пушкин и Гоголь

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.

Люди лунного света (Метафизика христианства)

Книга посвящена изучению истоков негативного отношения к человеческой сексуальности в христианском мире.Возникновение традиции аскетизма и безбрачия, поощрения девственности и противодействия законам природы — вот круг вопросов, которые затрагиваются в этой книге.Исследование построено на противопоставлении друг другу Ветхого и Нового Заветов, как двух диаметрально противоположных традиций: радости и упоения земной жизнью аскетизму и отрицанию земного бытия ради жизни вечной.

Рекомендуем почитать
О любви (философский этюд)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Хасидские предания

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Афоризмы

По-видимому, текст «Афоризмов…» Дж. Т.Кента (1849–1916), впервые опубликованных в 1925 году в Чикаго, был составлен кем-то из его учеников, либо супругой автора Кларой Луизой, по устным записям, и не подвергался личной редакции Дж. Т.Кента. Различные высказывания, вероятно, имеют отношение к различным периодам его жизни, и иногда в определенной мере противоречат друг другу, в соответствии с динамикой воззрений автора. Ряд высказываний нередко многократно комментирует одну и ту же мысль. Удельное содержание тех или иных тем отражает скорее точку зрения составителя, и не всегда дает возможность составить объективное суждение о сумме взглядов самого Дж.

Постмодернизм. Энциклопедия

Энциклопедия предлагает системный обзор развития постмодернистской философии во всех ее тематических проекциях: в более чем 500 аналитических статьях подробно анализируются текстология, номадология, нарратология, шизоанализ, семанализ и мн.др. Издание также освещает главные предпосылки становления посмодернистского типа философствования, анализируя интеллектуальные стратегии модернизма, деструкции и диалогизма. Представлен понятийный аппарат, персоналии и фундаментальные тексты модернистской и постмодернистской философии.

Реальность и человек

Франк Семен Людвигович – видный представитель русской религиозной философии конца XIX – первой половины XX века, создавший на основе апофатической теологии и христианского платонизма свое собственное, глубоко оригинальное учение. С 1922 года жил за границей, где и стал одной из самых ярких фигур православной мысли русского зарубежья.

Новое средневековье (Размышление о судьбе России)

«… Три этюда, объединенные в этой книжке, были написаны в разное время в течение последних полутора лет. Они не только внутренно едины, но в них повторяются и развиваются основные мысли в новой связи. Мысли мои будут поняты верно, если они будут поняты динамически. Всякое статическое их понимание всегда будет ложно. Меня интересуют судьбы человеческих обществ в движении. …».