Семейный вопрос в России. Том I - [32]

Шрифт
Интервал

- Сами-то вы молитесь?

- Я всему молюсь. Видите, паук ползет по стене, я смотрю и благодарен ему за то, что ползет. Глаза его горели" ("Бесы", ibid., стр. 215 и след.).


"Паук" здесь - это то же, что "во всякой мухе - тайна" в диалоге, который выше привели мы. Как здесь, так и там начинается еще религия. Конечно, чрезвычайно грустно, что она возможна, но ведь потому и является мысль ее, тембр ее, звуки ее, что "папа" оказывается всего только вчерашним нигилистом, который по данному рассматриваемому пункту, т. е. относительно целой альфы мира, странным образом замешивается в толпу петербургских нигилистов и вторит им.

- Я теперь к Виргинской, к бабке, тороплюсь, - несколькими часами раньше извещает Шатов Кириллова. Виргинская - это "стриженая акушерка".

- Мерзавка, - восклицает Кириллов, бывший тоже когда-то среди нигилистов, но теперь ушедший от них в существенно новые гармонии.

- О, да, Кириллов, да, но она лучше всех! О, да, все это будет без благоговения, без радости, брезгливо, с бранью, с богохульством - при такой великой тайне появления нового существа!.. О, она уж теперь проклинает его" (ibid., стр. 520).


IV


Там, где есть новое умиление, и притом не только разнородное со вчерашним, но и такое, от коего вчерашнее умиление "брезгливо и богохульно отворачивается", - очевидно, есть росток и нового Бого-отношения, Бого-связуемости, Бого-взывания. Ибо где молитва, там - вера, и если она не на "север, север, север", как была всегда, то будет на "юг, юг и юг", где никогда не была. Теизм - раскалывается.

Прежний теизм падал лучом с неба на землю и обливал ее. Это одно отношение, и оно на первый взгляд кажется высочайшим. Земля пустынна; земля голодна; земля холодна. И земле - холодно! голодно! ее не согревают эти какие-то только ласкающие лунные лучи. Мы идем по голодной и холодной земле и, прислушиваясь к ее разговорам, ее собственным, из нее рожденным, - улавливаем между ними, большею частью суетными, один, который, может быть, в слишком длинных цитатах привели. Теплота. Свет. Правда. Религия. Нет великолепия, истинная простота, даже и не оглядывающаяся на себя.

Следя, мы видим, что наша показавшаяся темною земля из каждой хижинки, при каждом новом "я", рождающемся в мир, испускает один маленький такой лучик; и вся земля сияет коротким, не длинным, не досягающим вовсе неба, но своим собственным зато сиянием. Земля, насколько она рождает, - плывет в тверди небесной сияющим телом, и именно религиозно сияющим. Главное - это собственное, и опять это - греет. Тепленькая земля, хотя летит в тверди ужасающего холода. И вот - восклицание Кириллова, пожалуй получающееся до конкретного совпадения:

"- Бого-человек?

- Человеко-Бог. В этом - разница.

- Уж не вы ли и лампадки зажигаете?

- Это - я зажег".


Теперь вопрос остается почти только в том, как нам устроить свои лампадки. В матушке-земле вырывать ямки, обделывать камешком, вливать елей, вставлять фитиль: пусть горят всю ночь. Ничего воздушного, главное - чтоб ничего воздушного. "Воздушное" принес папа и сам повис с ним в воздухе. "Хоть бы землицы под ноги, мучусь!" Но уже "землицы" не нашлось для отвергшего землю.

А впрочем... впрочем; так как самая суть нового теизма лежит в поклонении "даже и пауку, ползущему по стене", то, само собою, в благостном круге новых лобзаний содержится и папа, как крошечный эпицикл в огромном цикле. И ему - земли! И даже и лобзание его руке, его даже туфле, но уже с новым чувством, дабы просто не огорчить великого, тысячелетнего дедушку. "Тебе это радостно - и мы это делаем, дабы и ты слился с нашею радостью"; и даже, пожалуй, без всякого "дабы", "чтобы". "Так - просто радость. Это - не любовь, это - выше любви".

На воздушном океане

Без руля и без ветрил

Тихо плавают в тумане

Хоры дивные светил.


Вот "Отчая песенка"; и много возможно таких. Новая музыка. Новое чувство. "И отрет Бог всякую слезу" их; и даст "пальмовые вайи в руки" им, и "облечет их в белые одежды". Белое поклонение взамен темного поклонения, о нем говорит Апокалипсис... Но мы указываем пункт и логику, где в самом деле поклонения расходятся.

Путеводною нашею "звездочкою" будет та, которая остановилась и над Вифлеемом. "Путь" наш - не философия и не наука, а ребенок. Новая "книга изучений" просто есть чтение дитяти, т. е. непрестанное общение с ним, погружение в его стихию. Он и станет нашим символом, он и - бабушка. На Западе, в один печальный год, носили какую-то "богиню Разума" и лишь с оговорками признали "Etre Supreme" (Верховное Существо (фр.)). Более чем возможно, что на Востоке некогда понесут едва-едва помнящую себя 90-летнюю прабабушку (то-то порадуется старуха, что ее "так почитают"), с чулком и вязальными спицами в руках (без этого какая же бабушка?!), и около нее - ее правнука с игрушечным конем.

" - Вы верите в будущую вечную жизнь?

- Не в будущую, а в здешнюю вечную жизнь!"

И лампадочки, лампадочки...


"Гражд.", 1899.


УПАДОК СЕМЬИ


Roma periit latifundiis...

(Рим погубили латифундии (лат.)).

I


"Географический атлас России, со многими картограммами, Поддубного. Цена 1 руб.", - прочел я лет восемь назад объявление и, выписав себе экземпляр, немедленно назначил его к выписке всеми учениками IV и VIII классов гимназии, где проходится специально география России. Не имел права "обременять учеников новым учебным пособием", но на этот раз обременил.


Еще от автора Василий Васильевич Розанов
Русский Нил

В.В.Розанов несправедливо был забыт, долгое время он оставался за гранью литературы. И дело вовсе не в том, что он мало был кому интересен, а в том, что Розанов — личность сложная и дать ему какую-либо конкретную характеристику было затруднительно. Даже на сегодняшний день мы мало знаем о нём как о личности и писателе. Наследие его обширно и включает в себя более 30 книг по философии, истории, религии, морали, литературе, культуре. Его творчество — одно из наиболее неоднозначных явлений русской культуры.


Уединенное

Книга Розанова «Уединённое» (1912) представляет собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению.В "Уединенном" Розанов формулирует и свое отношение к религии. Оно напоминает отношение к христианству Леонтьева, а именно отношение к Христу как к личному Богу.До 1911 года никто не решился бы назвать его писателем. В лучшем случае – очеркистом. Но после выхода "Уединенное", его признали как творца и петербургского мистика.


Попы, жандармы и Блок

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Пушкин и Гоголь

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Заметка о Пушкине

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Последние листья

«Последние листья» (1916 — 1917) — впечатляющий свод эссе-дневниковых записей, составленный знаменитым отечественным писателем-философом Василием Васильевичем Розановым (1856 — 1919) и являющийся своего рода логическим продолжением двух ранее изданных «коробов» «Опавших листьев» (1913–1915). Книга рассчитана на самую широкую читательскую аудиторию.


Рекомендуем почитать
Воззвание к жизни: против тирании рынка и государства

Трактат бельгийского философа, вдохновителя событий Мая 1968 года и одного из главных участников Ситуационистского интернационала. Издан в 2019 году во Франции и переведён на русский впервые. Сопровождается специальным предисловием автора для русских читателей. Содержит 20 документальных иллюстраций. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


История мастера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Могильная Фантазия

Самоубийство или суицид? Вы не увидите в этом рассказе простое понимание о смерти. Приятного Чтения. Содержит нецензурную брань.


Эссе на эстетические темы в форме предисловия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из «Дополнений к диалектике мифа»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Размышления о русской революции

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.