Семейный вопрос в России. Том I - [31]
Для всех навсегда непоколебимое седалище.
И Тартар явился мрачный в тайниках обширной земли.
Также Эрос, прекраснейший из бессмертных богов.
Разрешающий печали всех богов и всех людей,
Одолевающий в груди разум и благоразумный совет.
(Гезиод, "Теогония", стихи 116-122).
Вы видите, я посмеиваюсь и начинаю цитировать древних. Я буду цитировать древних так долго, если хотите - целую тысячу лет, - пока папа, в составе других символов своего разума и могущества, не обвешается как добрый отец детскими игрушками.
- Нет, он этого не может, это - перелом истории.
- И я предвижу, что перелом, и давно подыскиваю еще папу... Почему им не стать Кириллову с его "всемирной гармонией"? Послушайте еще его диалог, ведь это в своем роде молитвы, и, если вы чутки к подробностям, вы заметите, что они мелькают все около какого-то "еще солнца", "еще Бога", думаю, того солнца и того Бога, один луч коего проиграл в комнате Marie и Шатова и вдруг согрел их не земною не феноменальною "заповедною" любовью, а ноуменальною "рожденною" любовью. Да, есть сказанная любовь и есть рожденная любовь, и вот между ними-то и начинается коллизия. Оставим папу с его "не могу" и вернемся к Кириллову, который "все может".
" - Чей это давеча ребенок?
- Старухина свекровь приехала, нет... сноха... все равно. Три дня. Лежит больная, с ребенком; по ночам кричит, очень, живот. Мать спит, а старуха приносит. Девочка.
- Вы любите детей?
- Люблю.
- Стало быть, и жизнь любите?
- Да, люблю и жизнь, а что?
- Я о вашем решении умереть...
- Что же? Почему вместе? Жизнь особо, а то - особо. Жизнь есть, а смерти нет совсем.
- Вы стали веровать в будущую вечную жизнь?
- Нет, не в будущую вечную, а в здешнюю вечную. Есть минуты, вы доходите до минуты, и время вдруг останавливается и будет вечно.
- Вы надеетесь дойти до такой минуты?
- Да.
- Это вряд ли в наше время возможно... в Акопалипсисе ангел клянется, что времени больше не будет.
- Знаю. Это очень там верно; отчетливо и точно. Когда весь человек счастья достигнет, то времени больше не будет, потому что не надо. Очень верная мысль.
- Куда ж его спрячут?
- Никуда не спрячут. Время не предмет, а идея. Погаснет в уме.
- Старые философские места, одни и те же с начала веков, - с каким-то брезгливым сожалением пробормотал Ставрогин.
- Одни и те же? Одни и те же с начала веков и никаких других никогда! -подхватил Кириллов с сверкающим взглядом, как будто в этой идее заключалась чуть не победа.
- Вы кажется очень счастливы?
- Да.
- Но вы еще не так давно огорчались, сердились, порицали?
- Гм... Я теперь не порицаю. Я еще тогда не знал, что счастлив. Видали вы лист, с дерева лист?
- Видал.
- Я видел недавно желтый, немного зеленого, с краев подгнил. Ветром носило. Когда было десять лет, я зимой закрывал глаза нарочно и представлял лист зеленый, яркий, с жилками, и солнце блестит. Я открывал глаза и не верил, потому что очень хорошо, и опять закрывал...
- Это что же лист, аллегория?
- Н-нет, зачем?.. Я не аллегорию, я просто лист, один лист. Лист хорош. Все хорошо.
- Все?
- Все. Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это все, все! Кто узнает, тот сейчас станет счастлив, сию минуту. Эта свекровь умрет, а девочка останется. Все хорошо. Я вдруг открыл... Всем тем хорошо, кто знает, что все хорошо. Но пока они не знают, что им хорошо, то им будет не хорошо. Вот вся мысль, вся, больше нет никакой!
- Когда же вы узнали, что вы так счастливы?
- На прошлой неделе во вторник... нет - в среду, потому что уже была среда. Ночью.
- По какому же поводу?
- Не помню, так; ходил по комнате... все равно. Я часы остановил; было тридцать семь минут третьего.
- В эмблему того, что время должно остановиться?
Кириллов промолчал. "Они не хороши, - начал он вдруг, - потому что не знают, что они хороши. Надо им узнать, что они хороши, и все тотчас же станут хороши, все до единого".
- Вот вы узнали же, стало быть, - вы хороши?
- Я хорош.
- С этим я, впрочем, согласен, - нахмурился его собеседник.
- Кто научит, что все хороши, тот мир закончит".
Оговоримся, опомнится: папа не закончил мир, и уже теперь видно, что он его и не кончит и что сам он - лишь промежуточная идея, ибо именно... встретился пункт, которого он, аскет и монах, ни понять, ни объять, ни чистосердечно благословить не может. - Взаимно отталкиваются: "Не могу! не могу!"
- Но ведь крест все победил? Возьмите кусочек крестного дерева, наденьте на себя останки святых мощей и совершите акт, который сами же благословляете: зажжения новой жизни.
- Не могу! Не могу!
- Если не можете этого и есть Кто-то, Кто все может и до всего коснется и объял этот "святой хаос", - то Он и привлечет к себе не только всех, но и "всяческая во всем"...
Теперь, высказав свою мысль, будем далее цитировать:
" - Кто учил, Того распяли, - ответил задумчиво Кириллову собеседник.
- Он придет, и имя Ему - Человекобог.
- Богочеловек?
- Человекобог, в этом разница.
- Уж не вы ли и лампадку зажигаете?
- Да, это я зажег.
................................................................................
