Семейный ритуал - [5]

«Кому это принадлежало?

Тому, кто ушел.

Кому это достанется?

Тому, кто придет.

Где было солнце?

Над дубом.

Где была тень?

Под елью.

Как они шагали?

Десять левой, десять правой — к северу; пять левой, пять правой — к востоку; два левой, два правой — к югу; раз левой, раз правой — к западу и вниз.

Что мы за это отдадим?

Все, что имеем.

Почему отдадим?

В знак верности».

— На оригинале не было даты, но такой орфографией пользовались в середине семнадцатого столетия, — заметил Масгрейв. — Боюсь, однако, что эта бумага мало поможет тебе в раскрытии тайны.

— Во всяком случае, из нее мы узнали еще об одной тайне, и разгадка первой может оказаться также разгадкой второй, — ответил я. — Ты простишь меня, Масгрейв, если я скажу, что твой дворецкий, по-моему, очень умный человек и что он обладает гораздо большей прозорливостью, чем десять поколений его хозяев?

— Что-то я тебя не пойму, — сказал мне Масгрейв. — По-моему, эта бумажонка не имеет никакого практического значения.

— А вот мне кажется, что ее практическое значение огромно, и Брайтон, похоже, придерживался той же точки зрения. Вероятно, он видел эту бумагу еще до той ночи, когда ты его поймал.

— Очень может быть. Мы ее не прятали.

— А в последний раз он просто хотел освежить в памяти содержание записи. Насколько я понял, у него была какая-то карта или план, который он сверял с рукописью и который сунул в карман при твоем появлении?

— Это верно. Но какой ему прок в нашей старой семейной традиции и что означает этот бессвязный набор слов?

— Думается, выяснить это будет нетрудно, — ответил я. — Если ты не возражаешь, мы с первым же поездом отправимся в Сассекс и там, на месте, глубже вникнем в дело.

После полудня мы оба были в Хэрлстоуне. Вероятно, вы видели изображения и читали описания этого знаменитого старого дома, поэтому скажу лишь, что он был выстроен в форме буквы «Г». Длинное крыло дома — его новая часть, а короткое — древняя основа. Над низкой дверью с бесчисленными перемычками в середине старого крыла в камне высечена дата 1607, но знатоки, сходятся во мнении, что балки и кладка гораздо старше. Чудовищно толстые стены и крошечные оконца этой части дома вынудили семейство начать в прошлом веке возведение нового крыла, а старое теперь если и используют, то лишь как кладовую и погреб. Роскошный парк с красивыми старыми деревьями обрамляет дом, а озеро, о котором упоминал мой клиент, расположено рядом с аллеей, ярдах в двухстах от здания.

Я уже проникся твердым убеждением, Уотсон, что в деле этом одна тайна, а не три, и что если я смогу правильно прочесть ритуал Масгрейвов, в руках у меня окажется ключ, с помощью которого я узнаю правду и о дворецком Брайтоне, и о служанке Хауэлс. На это я и направил все свои усилия. Почему слуга так стремился овладеть тайной старого ритуального диалога? Очевидно, потому что он разглядел в нем нечто ускользнувшее от внимания многих поколений этих деревенских сквайров. Нечто позволявшее ему рассчитывать на личную выгоду. Что же? И как это нечто повлияло на его судьбу?

Когда я прочел текст ритуала, мне стало совершенно ясно, что упоминавшиеся в нем измерения пути шагами относились к какой-то точке и что в остальной части документа содержалось скрытое указание, намек на то, что спрятано в этой точке. Я понимал: обнаружив это место, мы сделаем шаг вперед и поймем, какой секрет пытались сохранить от забвения те древние Масгрейвы и почему они прибегли для этого к столь необычному способу. Они дали нам две начальные вехи — дуб и ель. Относительно дуба сомнений быть не могло: прямо перед домом, по левую сторону от аллеи, высился старинный дуб, дуб-патриарх, едва ли не самое величественное из всех виденных мною деревьев.

— Он уже стоял тут, когда писался текст ритуала? — спросил я Масгрейва, проезжая мимо дуба.

— Весьма вероятно, что он рос здесь еще во времена нашествия норманнов, — ответил хозяин поместья. — Его ствол имеет двадцать три фута в обхвате.

Итак, я с точностью определил свой первый ориентир.

— А старые ели здесь есть? — спросил я.

— Вон там раньше стояла одна древняя ель, но десять лет назад в нее угодила молния, а пень мы спилили.

— Но ты знаешь, где она была?

— Разумеется.

— Других елей нет?

— Старых нет. Зато много буков.

— Я хотел бы осмотреть место, где она росла.

Мы подкатили к дому на двуколке, и мой клиент тут же, не входя внутрь, повел меня на лужайку, где зияла проплешина, оставшаяся после ели. Она находилась приблизительно на равном расстоянии от дуба и от дома. Судя по всему, мое расследование подвигалось.

— Наверное, теперь уже невозможно выяснить, сколь высока была эта ель? — спросил я.

— Могу ответить хоть сейчас. Шестьдесят четыре фута.

— Откуда ты знаешь? — изумился я.

— Когда мой старый воспитатель давал мне уроки тригонометрии, как-то так получалось, что мы все время измеряли высоту. В отрочестве я измерил каждое дерево и строение в нашем поместье.

Это была неожиданная удача. Сведения поступали ко мне даже быстрее, чем я мог бы надеяться.

— Скажи-ка, твой дворецкий когда-нибудь задавал тебе такой же вопрос? — осведомился я.

Реджинальд Масгрейв удивленно взглянул на меня.