— Горбатого одна могила исправит, — сказал, усмехнувшись, сын.
— Что-о? — заорал отец.
— Горбатого, говорю, одна могила исправит, — повторил сын. — Все, что ты говоришь, я давно знаю. Да не боюсь я ничего, а свое дело, худо ли, хорошо ли, делаю, делать не перестану. А насчет женитьбы ты говоришь, так ведь невеста ваша, какую вы нашли, знаю я ее, за меня не пойдет.
— Как так не пойдет! По какому это случаю? Дом, что ли, наш плох, аль еще что?
— Не пойдет! Я ведь венчаться к попу в церковь не потащу ее, а она без этого обряда навряд ли согласится. Вот ежели согласится без попов, то и я согласен. Охотно женюсь.
Отец слушал эти его сказанные им слова с таким видом, что как будто бы его сейчас кто-то хочет пришибить на месте.
— Как так без попов, а?! — спросил он после продолжительного молчания, во время которого в избе стало как-то жутко, точно тишина перед идущей грозовою тучей. — Как так без попов? — возвышая голос, повторил он, и вдруг, вскочив с места, бросился с кулаками к сыну. — Да ты что же это, сволочь проклятая? — наскакивая на него, орал он. — Да ты что же это взаправду в моем доме этакие насмешки-то надо мною делаешь? Убью, окаянная сила! Я ему по-хорошему, а он вон что! Нехристь! Разбойник! На кой ты мне чорт нужен посля этого! Иди из мово дома, куда хошь! Во-о-о-н! Вон, анафема проклят! Убью!
Не зная, что еще крикнуть, задыхаясь от злобы, размахнулся и ударил сына. Удар кулаком пришелся по голове. Сын отшатнулся и стукнулся головой об стену.
Обе бабы завопили и завизжали.
— Убью! — зарычал совершенно обезумевший от злобы, страшный, с пеной по углам губ Анисим Мосеич и, схватив лежавший на скамейке, не убранный бабами валек, которым они обыкновенно колотят на речке белье, взмахнул им, не помня себя, и, прежде чем бросившаяся жена успела схватить его за руку, ударил этим вальком сына по виску.
С глухим стоном и делая какие-то судорожные движения левой рукой, Иван повалился боком на скамью.
— Убил! Батюшки, убил! Караул, убил, — пронзительно завопила перепуганная молодая бабенка, жена старшего сына, и побежала к двери, оглядываясь на бегу страшными от ужаса глазами.
— Убил! Ка-а-раул! Убил! Батюшки, убил! Убил! Убил! — раздались ее вопли за окнами на улице.
