Семейные портреты - [84]

Во-вторых, обостряла материнское чувство кратковременность пребывания сына под ее влиянием, под ее крылом, да и вообще в родном доме. Дочка от матери до самого замужества никуда не денется, с сыном иная картина. Либо его уведут внаймы, «в люди», в гимназию, в корпус, в училище (кого куда), либо сам уйдет. Вернее, все равно от материнского подола оторвется, едва войдет в подростковый возраст. И значит, нужно было за эти несколько детских лет так утвердить в душе и сердце мальчика свой образ, чтобы он не стерся, не потускнел за всю жизнь. Материнский опыт подсказывал: с годами все трудней будет понять его желания, побуждения, замашки и повадки. И ему скоро станут казаться ненужными и даже досадными некогда столь приятные ее ласки, заботы.

Немалую роль, на мой взгляд, играло и неравноправное положение женщины в собственном доме и в обществе. Во всем ей надлежало подчиняться мужчине, а вот этот — маленький, слабый, ласковый — целиком от нее зависит, и она ему указывает, как и что делать. Сын словно примирял женщину-мать с ее подчиненным положением, возвращая ей отнятое мужем самоуважение, сознание собственной силы и власти. А интуиция подсказывала: добиться этого можно внушением любви к ней самой. Разрушая традиционные взгляды на «второсортность» женщины в глазах своего ребенка, она тем самым словно подрывала устои общественных норм и правил. Я бы сказала, сын, вольно или нет, становился орудием борьбы матери за общественное признание. А его сердце — полем битвы, где она могла одержать победу. Посмотрите биографии великих людей: это, как правило, сыновья незаурядных женщин. (Не всегда добрых, но почти всегда сильных.)

Еще одна причина, по-моему, кроется в том, что мать растит ребенка в соответствии с представлениями об идеальном герое, о мужчине ее мечты. Это, быть может, и образ Добрыни Никитича, и Дон-Кихота, и даже д’Артаньяна, и какого-то реального героя, занимавшего девичье воображение. Муж-то ведь не всегда воплощает лучшие черты своего пола.

Купаясь в лучах материнской любви и заботы, сын впитывает ее науку, вбирает в себя ее представления о нужном и должном для «настоящего мужчины». И привязывается к матери, и проносит через всю жизнь это чувство.

И еще: вся система воспитания юношества в прежние времена решительно вытравляла изнеженность. Здесь что российский «Домострой», что уложения о воспитании английских аристократов были единодушны: не жалей спины отрока, не бойся ран телесных, тогда не будет изъянов духовных. Как же тут не поминать добрую маменьку?!

Конечно, теперь многие причины, порождавшие остроту в отношениях «мадонны с младенцем», уходят в прошлое. Мальчики реже стали погибать в раннем детстве. И само это состояние — детство — для них значительно продлилось, как и пребывание в родительском доме. Этот срок для многих не кончается и в восемнадцать лет, и даже с женитьбой. Уходят сыны в армию и возвращаются. Уезжают учиться и потом нередко спешат к маме под крыло. Да и женское равноправие освободило мать от чувства чрезмерной ущемленности, от потребности возместить ущерб этот через сына. Можно предположить, что эмоциональные связи между ними изменятся. А вот как именно, сказать не берусь: может, ослабнут, а может, усилятся, но только на другой основе. Ведь и времени для общения у них сейчас больше, и интересы у матерей шире: не только накормить, одеть-обуть, приласкать. Появляется и профессиональная заинтересованность сыновей в делах матери. И мамы могут готовить детей к будущей специальности, не только отцы.

…Прошлое никогда не остается за дверьми настоящего. Оно растворено в сегодняшнем быте, хотя, конечно, изменения происходят колоссальные. Теперь мальчики в большинстве случаев растут и обучаются в детских садах, а не под одним маминым надзором, в школах, а не под папиной рукой. В специальных учебных заведениях, а не в подмастерьях у хозяина. Более того, все свои годы они воспитываются вместе с девочками и по единым с ними нормам и правилам.

Постепенно сыновья утрачивают сознание своей непременной обязанности — быть главным добытчиком, основой материального благополучия семьи, родительской и собственной. Это накладывает отпечаток на их отрочество и юность. Они могут позволить роскошь долгих поисков «себя», своего места, а то и вовсе незавуалированного безделья. Родители, не забывшие собственное трудное (военное или послевоенное) детство и отрочество, порой недовольны великовозрастными учениками, долгие годы долбящими иксы и игреки без видимой пользы. Отцы в эти годы уже не только себя сами обеспечивали, но и родителям помогали. Видят они с тревогой, что нередко нерастраченная энергия уходит на озорство, на бессмысленные драки, а то и серьезные проступки.

Начинают искать виноватых и, конечно, кивают на воспитателей по службе — на школу. Надо признать, что в своем нынешнем виде и учительском составе наша школа — учреждение «женское». Оттого и девочки в ней — более активная часть, более успевающая. Школа, это уже давно замечено, и культивирует в основном женские добродетели: аккуратность, исполнительность. А известный советский психолог профессор П. Симонов назвал среди важнейших отличий мужчины стремление к новизне, к исследованию непознанного, требующего риска, физической и интеллектуальной смелости. Наиболее бурные проявления этих свойств приходятся на 14—16 лет, то есть на те годы, когда мальчишку и дома и в школе всячески стараются удержать «в коротких штанишках». Дома, в условиях современной городской квартиры, ему редко позволяют «творить, выдумывать, пробовать». А в школе и вовсе нет простора для прорыва «в неведомое». Что из этого получается, мы уже знаем: на глазах у взрослых порой происходит непостижимое превращение некогда милого пай-мальчика в неслуха и дерзилу.