Семейные портреты - [56]

Еще в «Крейцеровой сонате» Толстой указал на эту особенность цивилизованных народов: с ростом образования, общей культуры и благосостояния меняется взгляд на детей, оценка их роли во взаимоотношениях супругов.

«…в нашем обществе, вследствие опять того же ложного значения, которое придано плотской любви, рождение детей потеряло свой смысл и, вместо того, чтобы быть целью и оправданием супружеских отношений, стало помехой для приятного продолжения любовных отношений»[23].

И нынешние исследователи проблем семьи отмечают, что первого ребенка супруги чаще всего заводят не для него самого, не для того, чтобы вкусить радости отцовства и материнства. Опросы будущих матерей выявляют такую картину: молодые женщины говорят, что рожать решились оттого, что «так случилось», прерывать беременность страшно, а рожать не так. То есть первенец нередко у молодых — «сюрприз», нежданный презент. Им не до него. Они заняты собой и друг другом. В обостренном внимании к тому, кто и что сказал, как взглянул, что купил, нередко тонут, пропадают те бесчисленные и глубокомысленные «мелочи», которыми полны время ожидания ребенка и время его роста.

Мать десятерых детей, доктор биологических наук М. К. Копылова в телеинтервью призналась: она не испытала всей остроты и значительности материнских переживаний с появлением первого ребенка. А вот на втором ей открылся и в ней открылся этот особый мир неведомых дотоле чувств. Но, по моему мнению, родительская «бесчувственность», которая и прежде бывала и нынче нередко встречается, является следствием определенной эмоциональной неподготовленности молодой женщины. Как писал Пушкин: мы любви учимся не у природы, а у мадам де Сталь и Шатобриана (воспроизвожу слова поэта по памяти). Следует признать, что даже матери полезно подсказать, на что и как смотреть, что видеть, слышать. Это знание одним природным инстинктом к продолжению рода не дается. А книжные и телерадиосоветчики учат юных мамаш гигиене ребенка, учат, как с ним гулять, играть, то есть опять же учат давать ребенку, но не учат брать от него. Учат трудам материнства, а не его радостям.

Особое значение приобретает появление ребенка в семьях, где молодожены не объединены общими профессиональными интересами, имеют разные пристрастия и увлечения. Их прежние, добрачные привязанности тоже направлены в разные стороны: к собственным родичам, которые еще долгое время будут чужими людьми и друг для друга, и для каждой из «половин». Все это частенько «работает» на духовное и чувственное разобщение юной пары, а не на их соединение. Совместный ребенок сразу делает всех этих людей родными, а молодоженов не просто возлюбленными, но по-настоящему родственниками. Значит, тем самым ребенок дает своим родителям и родителям родителей чувство общности забот, желаний, интересов.

«Будущей маме нельзя волноваться», «Кормящей женщине нужны особые условия, режим, покой» — это часто слышат молодые супруги. И мало-мальски подготовленный к роли отца молодой человек старается снимать напряженность в отношениях. И в такое время привыкает к мысли, что женщину нужно оберегать от лишних раздражителей. Так, еще не появившийся или только родившийся младенец уже дает матери чувство ее собственной особой значимости, как бы заслоняет ее от всяких напастей и обид. А отцу создает возможность продемонстрировать свое благородство, почувствовать себя защитником, помогает ему поупражняться в великодушии, в терпимости, выдержке. Все эти качества весьма полезны и необходимы не в одних личных отношениях между мужем и женой, а в любой профессиональной деятельности. Ведь не только в домашней, но и в рабочей обстановке женщины нередко страдают от недостатка именно этих черт и свойств характера у своих коллег мужчин. И чем меньше в нашем доме детей, тем меньше и подобного нравственного опыта, тем острее мы ощущаем дефицит этих качеств.

Отплачивают нам дети своей наукой за то, что мы их многому учим и тратим на это время и силы. Учат тому, что сами знают, прежде всего искренности, непосредственности, милосердию и демократизму.

— Дяденька, а вы дурак? — серьезно, без злобы спросит герой повести Веры Пановой «Сережа» солидного мужчину, который сыграл с ним-таки дурацкую шутку. И своим вопросом объяснит матери истинную цену «солидности» надутого собственной спесью глупца. «А король-то голый!» — закричит другой мальчишка и откроет глаза целому королевству. «Устами младенца глаголет истина», — признает и народная мудрость. Пусть мы нередко сердимся на «недипломатичность» ребятишек, даже наказываем их за то, что они «не умеют себя вести», то есть притворяться, как был наказан и пановский Сережа. Но ведь благодаря им и прозреваем, входим в здравый смысл, которого лишаемся порой под влиянием массового гипноза вроде того, что овладел людьми в сказке Андерсена о голом короле.

У Толстого есть рассказ-притча «Сила детства». Толстой предлагает читателю осмыслить такую ситуацию. Народ победил в борьбе с ненавистной ему властью, идет охота за самыми главными притеснителями — городовыми. Один из них попал в руки разъяренной толпы. Страсти накалены до предела: готовится самосуд, предотвратить который не в состоянии даже разумные предложения — предать городового в руки правосудия. В это время в толпе раздается крик ребенка, сына этого человека. Ребенок еще не понимает всего, что происходит, но чувствует: отцу грозит страшная опасность. Отец старается успокоить мальчика, уверяет его, что это он с приятелями идет вместе и скоро вернется домой. Затем он просит окружающих его людей подтвердить его слова и проводить ребенка до дому. Когда мальчика увели, городовой сказал: теперь делайте со мной, что хотите. И те же люди, что минуту назад были полны жажды справедливой мести, вдруг заколебались. Раздались сначала неуверенные возгласы о помиловании, а потом крики, столь же решительные: «Отпустить его!» Толпа, счастливая своим милосердием, радостно кричала и пела.