Семейные портреты - [108]

Правда, нельзя сказать, что мы вовсе ничего для них не делали. Мы их кормили, одевали, учили, даже наставляли уму-разуму: читали длинные скучные нотации. Они видели, что мы уходим на работу и приходим домой чисто одетыми, дома отдыхаем, развлекаемся, о делах стараемся не говорить. Напряжение нашего труда, преодолеваемые невзгоды — все было от них скрыто. Они участвовали только в наших радостях, а от печалей и тревог были ограждены неразумным родительским представлением о сущности «счастливого детства».

Все это создало у них иллюзию легкой жизни. Поэтому они и оказались не подготовленными к тем испытаниям, которые представляет взрослая жизнь. В том числе семейная. Их пугает всевозрастающая ответственность, которую накладывает общество на родителей, всевозрастающие труды, расходы сил и средств, требующиеся для воспитания ребенка. Им хочется жить хорошо, широко. Ребенок же, а тем более дети, заставляют их ограничивать себя в своих потребностях и желаниях.

Иногда слышу сетования: у нашего поколения, мол, ничего похожего не было. Нет, дорогие родители, вся вина на нас самих. Теперь, чтобы исправить выросших детей, самим надо исправляться…

В. Самоходкин, Ростов-на-Дону».

Смотрите, как глубоко и верно судит отец-дед: чтобы правильно воспитывать детей, родителям иной раз нужно заняться самовоспитанием или даже перевоспитанием. И в этих словах, как и во многих других, не столько разрешение проблемы, сколько расширение ее рамок. Ведь для того чтобы осознать свою роль и ответственность перед потомством, нужна мудрость, а она приходит с годами, с жизненным опытом и с теми же ошибками. Человек не может знать, каким он будет мужем или отцом, пока им не станет. Как же тогда разорвать этот заколдованный круг, если мы входим в полный разум тогда, когда все заблуждения юности уже воспроизведены и закреплены в потомстве?

Прав, конечно, В. Самоходкин: учить и учиться надо этой важнейшей науке — семейной жизни. И мы здесь об этом много говорили. И учиться не только у мудрецов, но и накапливая живые впечатления из быта нашего ближайшего окружения, да и из собственного опыта. В процессе работы над книгой мне не раз приходилось выслушивать длинные повествования о том, как удивительно и благородно вели себя люди в необычных обстоятельствах. Один человек рассказал про трогательные отношения свекрови и невестки, которые юридически перестали быть близкими людьми: невестка оставила сына этой женщины, но не оставила своим вниманием и заботой его мать. Выйдя вторично замуж, молодая женщина уехала за границу, но, когда узнала, что бывшая свекровь тяжело заболела и осталась без присмотра, приехала в Москву и целый год выхаживала ее.

Другой раз была изложена печальная, но тоже необычная история о том, как теща после смерти дочери осталась в доме зятя. А вторую жену приняла как недобрая свекровь. Отношения осложнились еще и из-за того, что ребенок от первого брака всем сердцем привязался к мачехе, что бабушке казалось особенно обидным, чуть ли не предательством памяти родной матери. И у молодой женщины хватило мудрости, доброты, выдержки, такта, чтобы понять всю сложность ситуации, найти верный тон и стиль поведения, сделать так, чтобы дом не разорили распри.

Были рассказаны случаи высокого благородства мужчин в ответ на коварство женщин, самоотверженности пап во имя спокойствия и счастья ребенка. И бабушки и дедушки были героями восторженных рассказов. Одних их хватило бы на отдельную книгу о необычных семейных коллизиях, которая, может, и сложится потом. Но вот что любопытно: стоило мне повернуть взор рассказчиков на собственную семью, а у многих она была вполне благополучной, и попросить поделиться своим опытом, как люди терялись, умолкали. Куда девалось красноречие, искусное описание подробностей. Всех одолевала какая-то чрезмерная застенчивость.

— Да что там говорить? Ничего особенного, тем более интересного для большого круга людей, у нас не происходило. Живем как все.

Вот эти же слова мне пришлось услышать и от тех, про кого я тоже узнала из уст удивленного и восторженного рассказчика. Семья москвичей Салтычевых меня заинтересовала тем, что под одной крышей два десятка лет назад соединились три самостоятельных дома: тесть с тещей, дочь с мужем, его мама, то есть свекровь, и ребятишки, два внука. Вот такое соединение: теща и свекровь вместе — мне не встречалось раньше. Оттого я и решила подробней узнать о том, как строятся их отношения между собой и с собственными взрослыми детьми, как «делят» они любовь и внимание идущих им вслед поколений.

Екатерина Алексеевна и Андрей Викторович Салтычевы, центральные фигуры этого четырехступенчатого дома, воспринимают свой образ жизни как вполне нормальный, более того, продиктованный обстоятельствами, а не какими-то особыми свойствами членов семьи.

Они единственные дети у своих родителей.

Кому же, как не родным людям, было прийти на помощь им, молодым супругам, когда у них, в свою очередь, появились дети? И мама Екатерины Алексеевны, Александра Николаевна, оставляет работу, чтобы помочь дочери. А дедушка Алексей предлагает сменить отдельное жилье на общее, чтобы не тратить время и силы на беганье из дома в дом, когда нужна помощь. И мать Андрея Викторовича, Софья Дмитриевна, изъявляет готовность присоединиться к этим хлопотам и трудам, тоже отказывается от «собственного угла», чтобы удобней и лучше жилось семье сына. Так они все и оказались под одной крышей. Теперь же, когда дети выросли, разъезжаться со стариками никак нельзя. И очередь детей позаботиться о покое и благополучии старушек.