Семейное дело - [12]

Она боязливо пошарила в кармане. Ее пальцы сомкнулись вокруг теплого металла. После этого дышать ей стало намного легче.

— Верно. Верно.

«Это просто нервы», — подумала Мириам. Одна, в ночном лесу… Кто здесь живет? Медведи? Кугуары? Здесь могло водиться что угодно — или вообще ничего. Отправиться осматривать окрестности и наткнуться на что-нибудь сногсшибательное — обхохочешься, ага? Хотя в такую погоду…

— Лучше домой, — пробормотала она и уже собралась вынуть из кармана медальон, когда заметила вдали вспышку света.

Она была сбита с толку, утомлена по-настоящему тяжелым днем, а какое-то вселенское плутоватое божество нагрузило ее магическим амулетом, желая посмотреть, что она будет с ним делать. Это было единственное объяснение, которое позднее она приводила в качестве основного довода. Сохранив полное благоразумие, Мириам непременно присела бы и проанализировала свои возможности, а затем составила план действий. Но здесь не было благоразумной Мириам, а та, что была, увидев вспышки оранжевого света, направилась к ним вниз по склону, напролом, прямо через заросли.

Огни. Позвякивание цепей. Глухой тяжелый шум… и негромкие голоса. Спотыкаясь, она вышла на вдруг легшую перед ней тропу — не очень широкую, скорее пешеходную, с неровной, изрытой, покрытой грязью поверхностью. Огни! Мириам направилась на эти голоса — к всадникам, спускавшимся по тропе прямо к ней, пошла на свет фонаря, который держал на шесте тот, кто ехал впереди. Тусклый свет поблескивал на металле шлема и нагрудника, выхватывая из тьмы нечто взятое из музея. Кто-то закричал; слова были непонятны и прозвучали как «…вернем!» «Смотри-ка. Он скачет прямо ко мне, — с изумлением подумала она. — Что это он собирается…»

Ее затопил невыразимый страх; Мириам повернулась и бросилась бежать. Глухой треск винтовочного огня прозвучал ей вдогонку; множество коротких очередей разорвало ночь. Невидимые пальцы ломали ветки над ее головой, а позади Мириам слышала голоса, поднявшие панический крик. Нижние ветки хлестали ее по лицу, пока она, задыхаясь и плача, бежала вверх по склону холма, подальше от тропы. Снова глухой треск, новые выстрелы… Стреляли на удивление мало — или много, если вспомнить, что раньше в нее никогда не стреляли. Запыхавшись, она наткнулась на дерево и упала на спину, в голове потрескивало, как сухой горох в стручке. Затем ей вновь удалось подняться и, спотыкаясь, броситься в ночь, задыхаясь и моля о спасении.

В конце концов Мириам остановилась. Где-то по пути она потеряла тапочки. Лицо и ребра болели от ушибов, голова раскалывалась, как от тяжелого барабанного боя, и она едва дышала. Но звуки погони стихли. Кожа Мириам странно натянулась, холод пробирал до костей. Поскольку бегство закончилось, Мириам согнулась почти вдвое и не смогла сдержать приступ мучительного кашля, только затягивавшийся от ее отчаянных попыток приглушить его. В груди горело. Бог мой, какой бы то ни было бог… кто бы ни отправил меня сюда: я просто хочу, чтобы ты знал — ненавижу тебя!

Она наконец встала. Где-то вверху, над ее головой, слышалось дыхание ветра. Кожа Мириам зудела от страха погони. «Мне необходимо попасть домой», — осознала она. Ее кожа опять натянулась: Мириам наполнил другой страх — страх, что она ошибается и вовсе не медальон, а что-то еще, совершенно неведомое, перенесло ее сюда и пути назад просто нет, она выброшена на неизведанную мель…

Когда она со щелчком открыла медальон, его правая створка наполнилась светом. Мельчайшие крупинки блеска, совсем не того, что на фосфоресцирующих циферблатах часов, вовсе не похожего и на биолюминесценцию в тех одноразовых фонарях, которые вошли в моду год или два назад, а насыщенного, обесцвеченного синевато-белого сияния, словно горела миниатюрная звезда. Мириам дышала тяжело и прерывисто, пытаясь растворить рассудок в этом слепящем блеске, но спустя минуту поняла, что лишь наградила себя головной болью.

— Что же надо сделать, чтобы заставить его работать? — разочарованно пробормотала она в замешательстве, все больше пугаясь. — Если ей это удавалось…

Ага. Вот что она наверняка делала. Следует просто расслабиться и созерцать, погрузившись в размышления. И представлять себе то, что, черт возьми, видела тут ее родная мать. Мириам скрипнула зубами. Как ей воссоздать нужное чувство отстраненного любопытства? Здесь, в этом диком лесу, ночью, где-то неподалеку от незнакомцев, стрелявших в нее из темноты? Как… Она прищурилась. Головная боль. Если мне удастся найти здесь путь обратно к тому месту, где я появилась, я смогу…

Крохотные пятна света на миг вспыхнули изумительным пожаром. Мириам согнулась чуть ли не пополам, подавшись вперед, наблюдая оранжевый разлив уличных фонарей, сияющих над идеально подстриженной лужайкой. Затем у нее скрутило живот, и на сей раз не удалось подавить спазму. Она смогла только перевести дух между приступами тошноты. Каким-то образом ее внутренности исторгли извивающуюся змею, а мучительные спазмы продолжали сотрясать ее, пока она не встревожилась — как бы от этого не порвался пищевод.

Шум сбавляющего скорость автомобиля… Затем скорость вновь нарастала, как только водитель понимал, что ее рвет. И крик из приоткрытого окна, невнятный и бессвязный, похожий на «Чертовы пьяные бездельники!». Что-то со звоном упало на дорогу. Мириам это не волновало. Сырость и холод сжимали ее ледяными пальцами, но она не обращала внимания и на это: она вновь была среди цивилизации, вдалеке от страшных деревьев и своего преследователя. Спотыкаясь, она сошла с газона перед чьим-то домом и ощутила босыми ступнями шершавый асфальт и острые камни. Дорожный указатель подсказал, что она знает это место. Одна из здешних дорог выходила на Графтон-стрит, куда выходила и дорога от ее дома. Ее отделяло от дома меньше полумили.