Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба - [67]

— Федор Иванович! Федор Иванович!

Шаляпин знал всех своих раненых по именам, у каждого спрашивал о здоровье, подбадривал, сообщал новости о войне. Его всегда с нетерпением ждали и, если он запаздывал, спрашивали дежурившую сестру:

— Что-то не видать барина-то нашего?..

Шаляпин появлялся перед ними в ореоле благодетеля и радушного хозяина того дома, где эти простые бедные люди выздоравливали, возвращались к жизни после тяжелых испытаний войны. Здесь их окружали теплотой и заботой, здесь были с ними неизменно ласковы и терпеливы. Ни в одном другом месте эти рядовые солдаты не могли бы получить подобного ухода. Шаляпин специально настоял, чтобы в его прекрасно оборудованном госпитале лечились только нижние чины — он хорошо знал отношение к бедному человеку в России… И это была еще одна причина, почему ему — известному артисту, вышедшему из народа, а потому понимающему его нужды и беды, — были отданы сердца этих простых, бесхитростных людей.

Но повседневные заботы целиком ложились на плечи Иолы Игнатьевны. Это она должна была каждодневно окружать раненых вниманием, следить за тысячей мелочей в управлении лазаретом, чтобы ее подопечным было хорошо и уютно. Солдаты любили ее, называли ласково «мамашей»… Те, кто выписывался из лазарета, писали письма Ирине и Лидии, ухаживавшим за ними, передавали приветы Иоле Игнатьевне. Эти письма на скомканной посеревшей бумаге, написанные карандашом, часто писались прямо в окопах. Солдаты вспоминали милый дом на Новинском бульваре, чудесный сад со скульптурами, где они гуляли, поправляясь от ран, добрую атмосферу шаляпинского дома, в котором они, может быть, впервые были счастливы, эти восемнадцатилетние мальчишки… Потом письма переставали приходить. Значит, их авторов уже не было в живых. Это была страшная правда войны…

В праздники раненые получали подарки. В эти дни Шаляпин бывал в особенно радостном, приподнятом настроении. Пел для своих солдат. Лидия аккомпанировала ему на гитаре. А потом начинался свободный, непринужденный разговор. Слышны были шутки и смех. Не только доверчивый Шаляпин и его беззаботные дети веселились от души, но даже и Иола Игнатьевна — с ее всегда трагическими, грустными глазами — преображалась. В эти минуты ее лицо светилось счастьем, и были в нем какое-то успокоение и примирение, какой-то светлый покой — от сознания того, что она делает это нужное, благородное дело.

О лазарете Шаляпина по Москве шла прекрасная слава. В начале 1915 года московские газеты сообщили о том, что популярность его настолько велика, что «те, кому удается попасть в него, считают себя просто счастливцами»: «Все члены семейства Шаляпина окружают „своих раненых“ самыми нежными заботами. Сам Федор Иванович в часы досуга развлекает раненых рассказами, пением, чтением, спектаклями, в которых играют преимущественно его дети. В дни отлучек Шаляпина раненые скучают. Выздоровевшие с грустью расстаются с гостеприимным домом Шаляпиных».

В октябре 1915 года молебном отметили годовщину открытия лазарета. За это время через него прошло около ста шестидесяти человек.

Война — это страшное время — помогла создать в российском обществе совсем другой — новый! — образ Шаляпина. Не было больше того жадного и алчного грубияна, скандалиста и драчуна, который до этого появлялся на страницах русских газет. Теперь это был не только гениальный артист, но и добрый, благородный, милосердный человек. Война раскрыла в нем самые лучшие качества характера, высветила наилучшие стороны его натуры — как раз именно те, которые давно уже мечтала видеть в нем Иола Игнатьевна. И — можно ли не замечать очевидного? — раскрылись они не в последнюю очередь именно благодаря ей.

На какое-то время, делая это общее благородное дело, Шаляпин и Иола Игнатьевна духовно сблизились. Теперь, когда они стали старше, умнее, страсти в них несколько поутихли, острота боли Иолы Игнатьевны немного отступила и они смогли остаться настоящими друзьями, выяснилось, что объединяло их гораздо больше, чем разъединяло. В конце 1914 года, будучи на гастролях в Варшаве, Шаляпин заболел, и Иола Игнатьевна выразила готовность приехать ухаживать за ним. Зная чрезмерную щепетильность Иолы Игнатьевны, ее обостренное чувство чести, вряд ли можно предположить, что она предложила бы это Шаляпину, зная, что ему это будет неловко или неприятно. Шаляпин нежно поблагодарил ее, но сообщил, что уже поправляется, а поезда в Варшаву ходят так плохо, что можно простоять в дороге несколько суток. Вскоре он выразил пожелание, чтобы на седьмую неделю поста Иола Игнатьевна с детьми приехала к нему в Киев, где он должен был выступать, что и было исполнено. Затем они вместе съездили в Харьков и вернулись в Москву.

Однако эти теплые, дружеские — искренние, не продиктованные приличиями! — отношения совсем не входили в планы Марии Валентиновны. Хотя Шаляпин открыто жил с ней в Петербурге и путешествовал по всему миру, для всех, знавших Шаляпина, она по-прежнему оставалась лишь номером вторым, бледной тенью Иолы Игнатьевны, и выносить ей это становилось все труднее и труднее. Но если бы по тем или иным причинам между Иолой Игнатьевной и Шаляпиным произошло