Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба - [62]

«Я знаю и предполагаю, милая Иола, что тебе сейчас приходится переживать, — писал он, — однако прошу тебя и советую не беспокоиться. Детишки, слава Богу, все здоровы, я с ними два или три раза разговариваю по телефону, они веселы и хорошо занимаются… Бедная бабушка, воображаю, как она страдает. Думается мне, что она не имеет много шансов на полное выздоровление. Очень печально это, конечно, но ты должна примириться с мыслью о развязке и не убиваться очень. Что же делать? Это же все вполне естественно. Забери себя покрепче в руки и думай больше всего о своем здоровье… Будь же здорова, дорогая Иолашка, coraggio е coraggio! Пусть Бог дает тебе силы, а я обнимаю тебя крепко и целую.

Еще раз: успокойся и волнуйся поменьше, все мы тебя очень любим. Твой Федор».

Но Иола Игнатьевна не могла не волноваться. Она не принадлежала к тем людям, которые, жалея себя, могут не обращать внимание на страдания других. А тем более сейчас, когда у нее на глазах умирала ее горячо любимая мама. Иногда, на короткие мгновения, Джузеппине Торнаги становилось лучше, болезнь отпускала ее, но вскоре все начиналось сначала, и бедная женщина, пожираемая мучениями, приближалась к своему неминуемому концу. Иола Игнатьевна была в отчаянии. «Уверяю вас, что это очень тяжело — видеть свою бедную маму и страдать, что ты не можешь ей помочь», — писала она в Москву Ирине.

Серьезная, собранная Ирина стала ее поддержкой и опорой. С ней Иола Игнатьевна откровенно делилась своими мыслями и переживаниями: «Как видите, я ничего не имею в этом мире, кроме скорбей». Возможно, тринадцатилетняя Ирина уже о многом догадывалась…

Но и в далекой Италии у постели умирающей матери Иола Игнатьевна постоянно думала о детях. Они были смыслом ее жизни, каждую минутку она стремилась к ним, но… пока печальные обстоятельства задерживали ее в Монца.

Тем временем в апреле в Москву приехал Шаляпин. Иола Игнатьевна надеялась, что он побудет с детьми и уделит им в ее отсутствие больше времени. Как всегда бывало в таких случаях, дети не отходили от него ни на шаг. «…То они у меня на кровати, то играют с Булькой, то ходим в сад», — довольный, сообщал он Иоле Игнатьевне.

На Пасху Шаляпин решил сделать детям королевский подарок — съездить с ними в древний Саввино-Сторожевский монастырь в Звенигороде, расположенный в пятидесяти с лишним верстах от Москвы.

Эта поездка осталась в памяти детей каким-то сказочным сном. «Дорога очень живописна, и сам монастырь очень красиво расположен… — сообщал Шаляпин в письме Иоле Игнатьевне. — Детишки все говели и причащались. Священник их исповедовал, и они рассказали ему все свои грехи. Главный грех у Борьки оказался, что он много врет. Я очень смеялся этому».

Перед самым отъездом в Звенигород они получили телеграмму Иолы Игнатьевны о смерти бабушки. Шаляпин прочел ее детям. «Детишки были очень огорчены как смертью бабушки, так и твоей грустью, и все говорили: „Бедная наша мамочка, как нам ее жалко“. Я, конечно, успокаивал их, как мог…»

Но даже и это печальное событие не могло омрачить для детей чудные, незабываемые дни, проведенные с отцом. Эти несколько радостных пасхальных дней, проведенных в красивейшем месте, называемом русской Швейцарией, в белокаменном монастыре, стоящем на горе, среди зелени, и сияющем золотом своих куполов, пасхальная заутреня в древнем Рождественском соборе XV века со строгими фресками на потемневших стенах, когда посередине службы Шаляпин вдруг неожиданно стал подпевать хору — сначала тихо, а потом все громче и громче, — и как удивленно, а потом и с восторгом стали оборачиваться на него, стоявшего в самом конце храма, лица звенигородских прихожан, остались в их памяти навсегда…

К несчастью, Иола Игнатьевна должна была задержаться в Италии. Не успела она похоронить мать, как заболел дифтеритом Федя. На нее свалились новые хлопоты, новый груз забот. А Шаляпин уже должен был уезжать… Из Петербурга он опять написал ей об их поездке в Звенигород. Видимо, и в его памяти она осталась прекрасным, светлым воспоминанием:

«Детишки все здоровы и веселы, мы прекрасно провели время в Москве и в монастыре. Бориска был очарован и счастлив, что ему пришлось спать со мной в одной комнате, и номер гостиницы поэтому он нашел самым уютным из всех домов и комнат, какие ему приходилось видеть. Лазили на колокольню и звонили во все колокола. Он носит теперь длинные штаны навыпуск и очень этому рад, и чувствует себя уже большим…»

Борис был любимцем отца. В письмах Шаляпина ему уделено самое большое место.

На лето дети, по обыкновению, отправились в Ратухино. Когда Федя поправился, в Россию вернулась Иола Игнатьевна. Потянулась монотонная дачная жизнь.

В этом году исполнилось десять лет с того дня, как умер их первенец, их обожаемый Игорь. 15 июня, в день его смерти, Иола Игнатьевна отправилась в Москву, отслужила панихиду в соборе Новодевичьего монастыря, положила на могилку свежие цветы… Шаляпин откликнулся на ее письмо сразу же. Игорь по-прежнему оставался для него особым, дорогим воспоминанием, крепко связывавшим его с прошлым. «Нужно ли говорить, что я был душой моей с тобой на могиле нашего милого Игрушки. Очень жалею, что меня не было там лично», — написал он Иоле Игнатьевне.