Семейная тайна - [34]

Непокрытая лысина отсвечивала розовым. Белые кустистые брови сливались двумя пушистыми гусеницами. В них было больше волос, чем на всей голове. Старик заложил пальцем пухлый фолиант и улыбнулся:

— Могу ли я чем-то помочь?

— Наверное, да.

Теперь, когда поиски родни перестали быть абстракцией, Пруденс занервничала.

Старик просиял:

— И какую же книгу вы ищете?

— Я ищу не книгу. Мне нужно навести справки.

— Дорогу можно спросить у прохожих. — Библиотекарь явно огорчился.

— Вообще-то, я собираю сведения о человеке.

— Вот как. — Необычная просьба немного смягчила старика. — Не уверен, что смогу быть полезен.

Пруденс виновато улыбнулась:

— Видите ли, я всегда считала, что библиотекари держат руку на пульсе всех городских событий.

Старик просветлел лицом, но вскоре опять помрачнел:

— Так оно и было, мисс, но времена меняются. Судя по всему, молодежь не любит читать. Теперь ее заботят автомобили, аэропланы и телефоны. Я сижу в этой библиотеке со дня ее основания, уже тридцать пять лет, и никогда в ней не было так безлюдно.

Лицо старика горестно сморщилось.

У Пруденс захватило дух. Если библиотекарь проработал здесь так долго, он должен знать ее мать.

— Я люблю книги, — заверила она старика. — В следующий раз я обязательно посмотрю, что у вас есть, но сегодня мне надо кое-кого разыскать.

— Ну, давайте попробуем, — вздохнул тот.

— Я собираю сведения о семье Тэйт.

Пруденс стыдилась того, что не знает ни девичьей фамилии матери, ни имени отца. Как можно без этого кого-то найти? Внутри ее все оборвалось.

— Или о девушке, выросшей здесь лет двадцать — двадцать пять назад. Ее звали Элис.

С библиотекарем произошла разительная перемена. Его лицо замкнулось, как ставни перед грозой.

— Сожалею. Это имя мне незнакомо. — Он потупился.

— Вы уверены? — настаивала Пруденс. — Я знаю, что…

— Абсолютно уверен. Прошу прощения, мисс, но библиотека закрывается на ланч. Человеку нужно питаться.

Он встал и, крепко придерживая Пруденс за локоть, выпроводил ее за дверь.

Она не успела опомниться, как очутилась на улице. Старик задернул шторы.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ровена откинулась на кушетке со спинкой, дожидаясь чая и благодаря небеса за своевременный приезд Колина с друзьями. Тетя продолжала от случая к случаю высказываться насчет ее недавнего исчезновения, а Ровена не хотела говорить об этом ни с кем, кроме Виктории. Крушение аэроплана прямо над головой и спасение жизни пилота не были, как ни странно, подходящими темами для светской застольной беседы. К тому же тот вечер оставил глубокий след в ее душе. Сумерки, раненый на склоне холма — все это казалось реальнее, чем любое событие после смерти отца. Время в Саммерсете плелось унылой чередой дней, зато каждый миг, прошедший от падения аэроплана до перевоза пилота к машине, изобиловал красками. Ровена не хотела делиться этим ни с кем — все равно не поймут.

Тетушка, словно королева, восседала в другом конце гостиной в окружении сына и дочери. Дяди Конрада не было, он еще утром уехал осматривать какие-то владения.

Памятуя о живом интересе лорда Биллингсли к Пруденс, Ровена украдкой следила за ним. Он был, несомненно, красив — темные кудри, темные глаза, однако Ровена не доверяла красавчикам, особенно своего круга — слишком они раздувались от важности. Выпестованные, разумеется, слепыми мамашами, подумала она при виде обожания, с которым тетя взирала на сына. Но в поведении лорда Биллингсли было мало тщеславия — напротив, насмешливый рот выдавал чувство юмора, и молодой человек держался чрезвычайно учтиво со всеми, включая слуг.

В отличие от второго друга, приехавшего погостить с Колином. Как его — Кип? Кит? Еще один симпатичный юноша, высокий, хорошего сложения, с темно-рыжими волосами и голубыми глазами. Нос был с горбинкой. Кит выглядел старше товарищей, но Ровену отталкивало другое: насмешка над всеми вокруг, которую тот еле сдерживал. Неприятно общаться и думать, что над тобой потешаются.

Виктория сидела рядом с Элейн и казалась отдохнувшей, несмотря на вчерашнюю отлучку. Куда она ходила? Виктория не сказала, а Ровена не стала допытываться. Хватит того, что Виктория чувствует себя лучше.

Хоть кому-то полегчало — и то хорошо. Ровена ловила себя на том, что избегает Пруденс из-за полнейшей беспомощности в ее присутствии, о которой и думать-то было больно. Она то досадовала на собственную апатию, то смирялась. Ровена знала о своей трусости, но не могла перебороть страх. Она ненавидела конфликты и покрывалась мурашками, воображая столкновение с дядей. Она завидовала Виктории — та обладала непреклонной уверенностью в своей способности усилием воли менять порядок вещей. Откуда что взялось?

Лакей вкатил сервировочный столик с закусками к чаю: традиционные сэндвичи с салатом и огурцами на изящной тарелке, а также с пряной ветчиной и говядиной на огромном блюде, несомненно, в расчете на молодых людей. И конечно же, сконы с джемом и топлеными сливками, а также бисквиты, клубника в шоколаде, соленая рыба и сваренные вкрутую яйца. Когда все расселись в эркере за круглым столом, тетя Шарлотта повернулась к дочери:

— Элейн, дорогая, окажи нам честь и разлей чай.