Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы - [9]

Вода, как обычно, была мучительно холодная, и когда она дошла Розали до колен, девушка выпустила руку своего спутника и бросилась в набегавшую волну. Ее научили плавать кролем, но она так и не смогла отвыкнуть от порывистых, торопливых движений рук и ног; наполовину погрузив лицо в зеленую воду, она проплыла десять футов в сторону открытого моря, повернула назад, нырнула, вскрикнула от невыносимого холода и поспешила к берегу. Берег был залит солнцем, и холодная вода вместе с солнечным теплом подняли ей настроение. Она наспех вытерлась полотенцем, сорвала с себя шапочку и стала на солнце, чтобы как следует согреться. Потом вытерла руки и закурила сигарету. Теперь и он вышел из воды, вытер только руки и опустился на землю рядом с ней.

Розали была красива — с волосами цвета соломы, с длинными руками и ногами, полногрудая, с кокетливым взглядом, из-за которого она пробуждала желания и казалась как бы раздетой, даже когда, бывало, носила скромные платья. Он ваял ее за руку, покрытую светлым пушком, и провел по ней губами.

— Мне так хочется пособирать чернику! — громко сказала она, чтобы слышали все другие на пляже. — Мне так хочется пособирать чернику, захватим твою шляпу и будем собирать в нее ягоды.

Взявшись за руки, они стали карабкаться по камням, громоздившимся над пляжем, но поиски уединения, которое удовлетворило бы ее, затянулись, и они переходили с места на место; наконец он остановил ее, и она робко согласилась, что ничего лучшего, вероятно, не найти. Он стянул купальный костюм с ее плеч, и, обнаженная, она с готовностью легла на согретый солнцем песок, радостно предвкушая единственный знакомый ей брачный союз союз тела и воспоминаний. Когда все было окончено, нежность и благодушие охватили их, и она опиралась на его плечо, пока вновь натягивала на себя купальный костюм. Затем, держась за руки, оба вернулись на пляж. Они снова поплавали и развернули бутерброды, которые его снедаемая беспокойством мать приготовила накануне.

У них были фаршированные яйца, цыплячьи ножки, бутерброды, пирожные, домашнее печенье, и, когда они съели все, что могли, и сложили остальное в корзинку, Он медленно спустился к берегу и бросил ей оттуда теннисный мяч. Легкий мяч отнесло ветром, но она поймала его и бросила обратно жестом, которому, как и ее плавательным движениям, недоставало необходимой сноровки; он ловко поймал мяч и опять бросил ей. Ловля и бросание, ловля и бросание продолжались в приятном однообразии, и, пока шла эта игра, Розали чувствовала, что близится вечер. Начался отлив и оставил на берегу параллельные ряды крупной гальки и полосы бурых водорослей, чьи похожие на цветы стебли с треском лопались, когда она сдавливала их пальцами. Семейная чета принялась собирать пожитки и созывать детей. Другая пара лежала рядышком, болтая и смеясь. Розали снова легла, а он сел около нее и закурил сигарету, уговаривая: «Ну же, ну же…», но она сказала: «Нет», и он ушел к воде. Она взглянула в ту сторону и увидела, что он плавает в волнах. Потом он вытерся, стоя около нее, и предложил ей стаканчик виски, но она сказала: «Нет, нет, пока нет», тогда он выпил сам и стал смотреть на море.

Прогулочные пароходы, толстые, белые, переполненные людьми и малопригодные к плаванию, вышедшие утром из гавани, теперь возвращались. (Среди них был и «Топаз».) Волнение на море несколько утихло. Приятель Розали залпом выпил виски и смял в руке бумажный стаканчик. Парочка слева от них собиралась уходить, и, когда она ушла, он снова стал уговаривать: «Ну же, ну же…», но она, руководствуясь какой-то смутной мыслью о воздержанности, пришедшей ей в голову, сказала: «Нет». Она устала от попыток отделить власть одиночества от власти любви и чувствовала себя одинокой. Она чувствовала себя одинокой, и солнце, покидавшее пляж, и наступавшая ночь делали ее нежной и боязливой. Она взглянула на него, какой-то частицей сознания продолжая думать о воздержанности. Он смотрел на море. Вожделение застыло на его худощавом лице, как бы отмеченном тревогой. Грозные рифы в море казались ему женскими ключицами и коленями. Даже облака на небе не могли бы отвратить его от владевших им мыслей. Прогулочные суда представлялись ему передвижными публичными домами, и он думал о том, что от океана исходит запах разврата. Он женится на какой-нибудь женщине с большими грудями, думала Розали, — на дочери обойщика — и станет разъездным агентом по продаже дезинфицирующих средств.

— Да, да, — сказала она, — теперь да.

Потом они выпили еще виски и опять поели; к этому времени направлявшиеся домой прогулочные пароходы исчезли и пляж и все, кроме самых высоких скал, погрузилось в темноту. Он поднялся к машине и достал одеяло, но теперь поиски уединения отняли мало времени: теперь было темно. Появились звезды. Потом Розали вымылась в море, надела свое белое пальто, и оба босиком стали ходить взад и вперед по берегу, тщательно собирая бумагу от бутербродов, бутылки и яичную скорлупу, которую побросали не только они, но и другие, ведь они были аккуратные, послушные дети из среднебуржуазных семей.