Семён Светлов - [24]

– Никакие. Ты считаешь, – он посмотрел на Мишу так, словно придавил увесистым предметом, – десять лет жизни, о которых он сказал в кабинете, – это гарантия?

Миша не верил своим ушам и глазам. «Спор на пустом месте. Как они, русские, могут не слышать собеседника». Но он сказал:

– Врач бумагу даст. Через суд востребовать можно.

Миша воочию наблюдал русского человека: тот закрывал глаза и пускался на авось.

– Что? Что через суд можно? С того света человека суд вернёт?

Зрачки его приобрели нежелательный блеск. Миша убеждался в агрессивности Семёна и не понимал, почему этот, доселе, как он считал, редкий адекватный русский накидывается на него, словно возлагая вину на него и на врачей. «Странные эти русские»! Он как можно спокойнее закончил:

– Близкие: жена, дети – в случае потери кормильца ни в чём не будут нуждаться. Им могут на этом основании гражданство этой страны дать. Пособие платить будут. Включится целый механизм.

Семён уже не слышал.

– В Питер поеду. Надо поторапливаться. С утра зайду, отправим документы, днём улечу.

Вмешался брат Эдик:

– А машина как же?

Не обращая на его вопрос внимания, Семён равнодушно брякнул:

– В России куплю.

Миша засобирался уходить, понимая, что он здесь некстати. Эдик вышел за ним как бы побеседовать, подальше от конфликта.

Семён сел на стул, посмотрел в спину уходящим. Вполголоса просипел:

– Вот гнида!

Глава VI

Солнце вечерними лучами растеклось по палате, окрашенные в белый цвет предметы словно добавили света. Семён приоткрыл окно.

Ветер, потрёпывая листья на деревьях, ласково пошёптывал, сквозя тёплым дыханием.

Семён облокотился на подоконник. Долго всматривался вдаль. Ему почудились ясность ума и выразительность дум, которые пластами налегли в его голове за эти дни. «Насколько люди отстают в своих видах на жизнь отсутствием понимания. Они объединяются лишь для того, чтобы не брать на себя ответственности. Пошло! Абсурдно!» Он медленно отошёл от окна, взял с маленького столика телефон и мысленно представил, чем занимается его маленькая Маша. Он набрал нестираемые цифры, написанные тонкой паутиной по воздуху в его голове. После долгих гудков там откликнулись:

– Привет.

Он подошёл к окну и снова оперся на него локтями. В нём пробудилась поэзия.

– Привет, маленький мой, как твои дела?

– Никак. Ты же знаешь. Мои дела – это твои дела. Ты с врачами говорил?

Он ответил не сразу.

– Поговорил, – опять помолчал, – да здесь люди другие. Предлагают ногу ампутировать. Считают, что дела критически обстоят. Как мы с тобой и предполагали.

В трубке Маша старательно затараторила:

– Не слушай никого. Бабка Антонина сказала, что у тебя всё хорошо. По диаграмме тебе жить не меньше восьмидесяти семи лет. Если курить бросишь. Они там вообще ничего не понимают и не разбираются.

– Послушай! Миша, мой компаньон с ними согласен. Вроде аргументированно, обстоятельно раскладывает. Простой смертный поддался бы уже.

Из трубки настойчивым голосом скандировали:

– Сёмочка, делай всё возможное, но ногу сохрани. Без ноги они, все твои друзья, от тебя отвернутся. Кто тебя, инвалида, признает? Сгнобят пересудами, за спиной будет вечный шёпот. Тебе это нужно? Борись! Я, мой миленький, верю в твоё благоразумие. Да и пляж… Как мы, если ты без ноги? Эстетику нашу не порти. Мы гляди как с тобой смотримся. Нам все завидуют. И сейчас от зависти советы глупые дают. Не слушай. Моё мнение – ты сильный. Ты мне с ногой нужен.

Её тон, словно бурная речка, перевалившись через валун, полился нежненьким ручейком-голоском.

– Постарайся, крохотулечка моя. Крошечка! Я соскучилась. Как мой дружок поживает? Я вас целую. Дырочка зарубцовываться начинает. Под животиком ноет.

Семён упоённо застыл на мгновение, но приостановил любовную трель.

– Маняш, всё, цветочек мой, всё. Созвонимся. Позвоню завтра из Питера. Чмок-чмок.

Он положил трубку.

«Как всегда всё идёт своим чередом. Ничего не произошло. Прекрасный день. Что за силы вмешались? Ведь я могу думать, что ничего не случилось. Необходимо принимать решения, решаться на такие вещи, как операция например, которые я не могу себе объяснить. Зачем?! Люди, разговаривая со мной, по моему мнению, даже не дают себе отчёт, о чём идёт речь. Им только кажется, что они понимают и разделяют мои мысли, мою тревогу, мою беду. Да уж. Беда – это точно. Нет! Они не могут вникнуть в чужую боль. Большинство из них за всю свою жизнь и рядом не оказываются бок о бок с ней. Тогда у них везенья больше. Ну уж ладно! Посмотрим, кто кого!

Глава VII

Маленькая Маша, воодушевлённая звонком, решила часть сил немедля кинуть в атаку на соперницу. Она позвонила Маше Светловой, жене Семёна.

– Здравствуй! Узнала?

Услышав противный грубоватый голос в трубке, Маша Светлова его тут же узнала. Этот голос вызывал в ней ассоциацию с мужчиной. Казалось, он имел оттенок хрипотцы, единственный в своём роде и во всём мире.

– Ты куда звонишь? – парировала она без промедления. – Ты понимаешь, в этом доме никто не хочет тебя слышать? Отстань от меня и от моей семьи.

Она разошлась, и её голос сорвался, приобретая чем-то схожие с оппонентом нотки.

– Ты когда-нибудь успокоишься? Не звони больше. Его дома нет. Хочется, звони ему. Она замолчала, чтобы успокоиться.