Семен Дежнев — первопроходец - [3]

Иван выслушал сумбурный рассказ сына и произнёс назидательно:

— Пинежский мужик в лесу заплутал. Позор на твою голову, Семейка. Позор на мою голову за то, что сына уму-разуму не научил. Вот слушай, чадо моё непутёвое, и наматывай на ус.

И Иван втолковывал сыну простые житейские истины, которые необходимо знать обитателю северной лесной деревушки. Если ты человек сообразительный, никогда не заблудишься в лесу. Непременно встретишь какой-нибудь ручеёк. Иди вниз по течению, пока тот ручеёк не впадёт в ручей пошире, помноговоднее. Опять же иди вниз по течению. Ручей впадёт в речушку, а речушка суть приток нашей Пинеги. Вот и выйдешь если не в свою родную деревню, то в соседнюю. И ещё присматривайся к наростам лишайника на старых деревьях. Они подобны стрелке компаса, который укажет нужное тебе направление. Хитрая штука компас, подрастёшь — уразумеешь.

После такого отцовского напутствия Семейка уже никогда не блуждал вслепую по лесным чащобам и безошибочно находил обратную дорогу. Правда, однажды повстречал пару волков, худых и, как видно, голодных, и изрядно перетрусил. Но поступил, как учил его отец. Проворно забрался на высокую ель. А волки покружили вокруг ели, полязгали зубами да и убрались восвояси.

Этот случай, когда он заблудился в лесу, надолго запал в память Семейки. Другое памятное событие было связано с плаванием в Соловецкий монастырь. В ту пору Семейке шёл четырнадцатый год, и был он не по летам крепким и мускулистым подростком.

С незапамятных времён сложилась традиция посылать в Соловки монашествующей братии щедрые дары. Со временем те дары превратились как бы в обязательную повинность. Монастырь располагал значительным штатом монахов и послушников. В обширном монастырском хозяйстве, на разных строительных работах трудились мужики из приписанных к Соловкам деревень, фактические крепостные. И кроме того, в летние месяцы съезжалось немалое паломничество из дальних мест, даже москвичи. Всех их надо было прокормить, всем надо было дать кров. Жители пинежской деревушки и ближайших выселков собирали сообща очередную партию приношений: бочонки отличного мёда, топлёного масла, маринованных грибов, связки сушёных боровичков, вяленую сохатину, беличьи шкурки, воск, который пойдёт на изготовление церковных свечей, холстину и овечью шерсть. Скажем прямо, приношения эти для пинежан становились очень и очень обременительны. Но что поделаешь? Все ходили под Богом. Служителям Бога надо воздавать богово.

Беличьи шкурки имели хождение на рынках Архангельска и Холмогор заместо денег. Откуда же у обитателей северной лесной деревушки деньги? Вот и охотились на белку с помощью лука и разных ловушек и копили шкурки. На них можно было закупить у купцов и ржаной мучицы, и необходимый в хозяйстве инструмент, и отрез тонкого сукна на праздничный кафтан, и куль соли, а ещё серьги устюжской работы для девиц на выданье.

Обычно ранней осенью, когда заканчивались полевые работы, сообща снаряжали дощаник под парусом. Кидали жребий. И тот, на кого жребий падал, отправлялся в плавание, беря с собой подручными подрастающих сыновей, братьев или других ближайших родичей. Путь лежал по Пинеге, Северной Двине, Белому морю.

На этот раз жребий выпал на Ивашку Дежнёва.

— Плывём, Семейка, — сказал он сыну. — И зови Агашку. Будет мне помощником.

Агашка, иначе говоря, Агафоник, тоже из рода Дежнёвых, двоюродный племянник Ивана, молодожён, женившийся год назад на миловидной зырянке из соседнего селения. Недавно молодые возрадовались рождению первенца. Агашка, хотя и без большой охоты покинуть молодую жену с младенцем, возражать Ивану не стал. Ивашка Дежнёв был односельчанами уважаем и признавался как бы за негласного старосту. Официальный староста Власий Двинянинов обитал в приходском селе. Это был крепкий зажиточный мужик, к тому же и староста церковный, скупщик пушнины, которую перепродавал с немалой выгодой для себя архангельским и холмогорским купцам.

Нагрузили дощаник и тронулись в путь, провожаемые всей деревней. Кто-то крикнул с берега зычно:

   — Бог вам в помощь, мужики! Помолитесь за нас святым угодникам, Савватию и Зосиме.

   — Непременно помолимся, дорогие мои, — отозвался старший Дежнёв.

Шли под парусом вниз по реке. Лёгкий попутный ветерок благоприятствовал плаванию. Лишь иногда брались за вёсла, когда дощаник отклонялся от фарватера и появлялась угроза сесть на мель. В приходском селе сделали остановку. Село разбросано по пологим склонам холма, над которым возвышается бревенчатая церковка с луковичными главками. Среди жилых строений выделялась большая изба на подклети с гульбищем, украшенным резными перильцами. А позади избы теснились хлева и амбары. Всё это принадлежало Власию Двинянинову. Ему-то и счёл необходимым нанести визит Иван. Староста всё-таки, и над волостью и над приходом.

   — Здравия желаем, куманёк, — громогласно возгласил, встречая его, Власий. Никаким кумом Дежнёв ему не приходился, недолюбливал Двинянинова за жадность. Власий обращался к каждому подобным образом, вроде бы и ласково, но ничем не обязывающе. Вручил Иван старосте подарки — пару кадушек собственной работы и ведёрко форели, выловленной в лесном озерце. Двинянинов принял подарки как должное, но смягчился и пригласил гостя в дом выпить с дороги кружку домашнего кваса и закусить сдобной медовой коврижкой. Разрешил и дежнёвским спутникам зайти в жилище и присоединиться к угощению.